Отрывки из статьи В.М. Аскинадзи «Письмо другу».
Журнал Уральский Следопыт. Выпуск 01.2013
Ни у нас тогда, ни у наших предшественников не было вопроса, где их верхушки. Наши мысли были заняты поиском следов оставшихся не найденными четверых ребят. Мы все были дезориентированы информацией, что эти четверо были достаточно хорошо одеты и могли уйти, к примеру, вниз по Ауспии. Смущало только одно, во всяком случае — меня, как далеко они могли уйти без лыж по рыхлому снегу. Поэтому я отстаивал своё мнение, чтобы далеко от лагеря не уходить в поисках их следов. А как отстаивал? Ортюков по-военному ежевечерне собирал оперативки для подведения итогов дня. На них присутствовали обязательно братья Куриковы (проводники — манси), я, как руководитель студенческой группы, и Николай — руководитель группы солдат. Вот на этих оперативках можно было высказывать своё мнение о планах на завтра или итогах прошедшего дня. Ортюков соблюдал принципы демократии! Но, если решение принято, Ортюкова бесполезно было просить его изменить. Иногда Ортюков совещался только с Куриковыми, без нас.
На одной из оперативок договорились, поскольку ребята уйти далеко не могли, может быть, они находятся в ручье, из которого мы брали воду для приготовления еды? Мы предполагали, что они могут лежать в ручье, но где, не знали. Чтобы не прозевать обильный паводок и боязнь, что тела могут ночью унести вниз по ручью, мы решили сделать плотину, обезопасив себя от возможных случайностей.
До 1-го Мая мы были заняты поиском посторонних следов и строительством плотины.
Когда нас забросили на вертолётах, вместе с нами привезли большое количество продуктов. Мы не голодали. Ортюков, как человек военный, создал институт дневальных, вот они и готовили пищу, за что были освобождены в этот день от поисков.
Помню праздник 1‑го Мая. Ортюкова уговорили дать нам два дня отдыха, объясняя, что даже рабам в древнем Риме давали дни отдыха. Он согласился. Да и не мог не согласиться. Он сам смертельно устал. Ведь, кроме физической нагрузки, на нём лежал груз очень большой ответственности. Начальство постоянно торопило с результатами. Вот в это время я предложил Николаю, руководителю солдат, нам отстоять вахту, чтобы дать отдохнуть другим.
Обед мы изладили праздничный. Куропаток мы били прямо лыжными палками. Абсолютно непуганое зверьё! Все жертвы держали в снегу до праздников. Набили с десяток. А вот рецепт жаркого по-отортенски. Надо взять килограмма 1,5 сливочного масла, растопить его в ведре (желательно не в цинковом), подождать, пока брошенный пробный кусочек мяса не заскворчит, опустить в масло выпотрошенных куропаток целиком. Если масло не покрывает всё мясо, добавить необходимое количество. Получается куропатка фри. Всем это блюдо понравилось. Вторым заходом сделали то же самое, только с глухарём.
А вот после ужина слушали кинолога. Наш кинолог, который был без собак, поэтому и спал сутками, очень любил рассказывать анекдоты, а его спальное место было в дальнем углу палатки. Любил рассказывать, но не умел. Анекдот тем и хорош, что одной фразой можно сбить с ног, а его один анекдот мог длиться полчаса. Через некоторое время он надоедал так, что не было никакого терпения. Ему кричишь «заткнись!», а он словно не слышит, продолжает, как пономарь, бубнить. Он скрупулёзно описывал одежду действующего лица, какая при этом была погода. В общем, доставал нас, как мог. Когда уже совсем было невмоготу от его анекдотов, кто-нибудь, а иногда и я, хватал валенок и бросал его в тёмный угол. Промахнуться было невозможно. Надо было с силой запустить валенок в стенку палатки, и он по стенке падал на рассказчика. Это, чтобы не угодить в тех, кто лежал ближе его, в том числе и Ортюкова.
Иногда роль рассказчика переходило Ортюкову. Он с упоением рассказывал о своей службе первым адъютантом маршала Жукова. С ним он прошел всю войну. Спал в соседней проходной комнате одетым и с пистолетом на груди. Был с ним в Одессе, добрался до Свердловска, но из Свердловска уезжать не хотел, когда Жуков предложил поехать с ним в Москву. Здесь у него была огромная квартира в центре города, а в Москве ему давали хрущёвку на обочине.
Ортюков, когда рассказывал о Жукове, напоминал токующего глухаря, который настолько увлечён своим пением, что ничего вокруг не видит и не слышит.
У Ортюкова была память любящего, восторженного денщика, который, не задумываясь, перегрызёт горло любому, на кого укажет патрон. Он, например, рассказывал, что Жуков посылал его на своём личном самолёте куда-нибудь за подарками своим женщинам к 8‑му Марта. Он мог летать и в Среднюю Азию, и на Кавказ. Жуков давал ему личные деньги и потом требовал авансового отчета (письменного) с точностью до копейки.
Праздники почему-то прошли очень быстро. Надо было опять работать. Работали все, даже специалист по анекдотам. В основном работали зондами.
Но, как выяснилось позже, это была пустая работа, поскольку исследовали площадь, далекую от места нахождения трупов.
К этому времени снег стал подсыхать и стали появляться на поверхности маленькие, с палец величиной, еловые веточки.
Утром 4 мая братья Куриковы при мне что-то обсуждали на своём языке, но по жестам можно было догадаться, что речь идёт об этих веточках. Пошли в палатку к Ортюкову. Степан Куриков (он был за старшего) объяснил Ортюкову, что надо копнуть в районе веточек, хотя накануне было принято, что копать будем ручей, но значительно выше обезглавленных ёлочек. С этого начались наши успехи!!! Веточки повели нас в глубь снега, почти вертикально. Они, в конце концов, привели нас к настилу.
Настил залегал на глубине около трех метров, и все веточки на стволах ёлок были свежими! На настиле были кое-какие вещи.
Теперь стало ясно, что далеко отходить от настила не имеет смысла. Надо искать на ближайших 10–15 кв. метрах. Ещё одно моё частное наблюдение: тряпки положили на настил уже после того, когда замёрзли ребята под кедром, поскольку на настиле были их вещи, в том числе и разрезанные по паху брюки. Так снимают только с трупов.
Эти события были до обеда, а после я один взял зонд, а остальные наблюдали (не потому что не хотели работать, а так договорились, просто сделать, как в геологии, пробный шурф). Вот тутто я и попал в шею Люды. Отклонись мой зонд вправо или влево на 10 см мы ушли бы вверх по ручью зондировать снег. Вот и случайность и закономерность одновременно. Конечно, мы всё равно бы их нашли, но, быть может, неделей или двумя позже, перекопав ручей от истока до ребят. А если учесть, что на дворе май, в институте началась зачётная сессия и скоро экзамены, а у меня 5‑й курс, то объяснять не надо, что значат для нас дополнительные недели пребывания не в институте.
Весь лагерь, даже ленивый «собаковод», который спал за всех (мы ему так и говорили: «мы пошли на поиски, а ты поспи сегодня за Суворова, а завтра — за Мохова»), и тот прибежал. Было это где-то часов в 14–15. Там в это время день был достаточно длинный.
Стали осторожно раскапывать, и в 20–30 см от головы Люды показались ещё несколько голов. Но, чтобы копать дальше, надо было убрать тело Люды. Мы её извлекли и отложили в сторону, завернув в какие-то тряпки.
Головы всех ребят лежали на одном квадратном метре. Только поэтому мы вечером вытащили Люду, поскольку она мешала добраться до других, а остальных оставили до прибытия криминалистов, — так хотел Ортюков, и он был прав.
Когда мы доставали тела ребят, у Золотарева в одной руке была записная книжка, а в другой — карандаш. Ортюков как сумасшедший бросился к ней, а потом резко сник, ничего не обнаружив, только произнёс: «Ничего не написал, слюнтяй». Дорогой полковник, если ты слышишь меня на том свете, а что бы ты написал, пробыв на 30‑градусном морозе с голыми руками как минимум 2 часа…
Почему А. Золотарёв держал в руках записную книжку и карандаш и ничего не записал, можно только гадать. Наверно, было не до этого, да и руки были, наверно, уже по локоть отморожены.
***
Когда мы уезжали на поиски, мы знали только по фамилиям, кого мы должны найти. С Дубининой проблем, понимаешь, не было. При разговоре о ребятах их фамилии надо ставить в кавычки, «a la Колеватов», «a la Золотарёв», «a la Тибо». Мы доставали трупы, а идентифицировали их другие, которые в этом понимали ещё меньше нас.
Вынимаем тела, а Ортюков диктует, это такой-то, а этот такой-то. И все принимали это за истину, не подлежащую сомнению, поскольку спорить было не о чем. Он знал только одно, что никто не скажет, что он ошибается. Никто не знал, кого на самом деле сейчас вынимают. Можно было бы при серьёзном подходе тут же вызвать Юдина. Это был единственный человек, который дал бы объективное описание, кто, где. Но этого не было сделано! Всех тогда торопили, спешили закрыть дело, поскольку власть боялась выпустить ситуацию из-под контроля. Торопила Москва, торопил Свердловск, торопил, в свою очередь, Ивдель. Свердловск бурлил. Все жадно ждали хоть каких-то новостей о дятловцах. Поэтому всех торопили и все спешили.
Очень большая нервозность началась, когда мы нашли ребят. Бессонница была не от каких-то кошмаров, а просто сон не приходил, и всё тут! И не только у меня. Не спал Ортюков, не спали Куриковы, да и остальные, я думаю, тоже, по большей части, просто лежали, надеясь уснуть. Расслабились, когда тела увезли. Спали, сколько хотели.
Ну, а дальше уже не интересно.
Сделали по приказу Ортюкова генеральную уборку территории, собрали в транспортное положение вещи. Я улетел с первым «техническим» рейсом 10 мая, остальные вылетели позднее. Последние улетели 13 мая.
+
В. Аскинадзи: "Мы последние из могикан..."
http://samlib.ru/p/piskarewa_m_l/askinadzi2.shtml
***
М.П.: Вы помните, как нашли Люду Дубинину? Кто ее опознавал, признал, что это она?
В.М.А.: Не только помню, но именно я её и нашел. Всё произошло и планово, и случайно, как всегда. Мы локализовали район поисков до нескольких квадратных метров и, работая аварийными зондами длиной в 2 метра, я попал Люде в шею. Думал, что это просто мох. Но когда повернул зонд и вытащил его, на крюке было мясо (Вы представляете, как работает аварийный зонд?). Это вызвало настоящий переполох, особенно волновался руководитель поисков полковник Ортюков. Это было 4 мая.
***
Когда таскали эти верхушки, маленькие веточки отламывались, и была чуть заметная дорожка из этих кончиков веток. По НИМ мы нашли настил. Утром 4 мая (1 и 2 мая Ортюков дал нам отдых, поскольку мы за последние дни очень устали, работая зондами), итак, утром 4 мая братья Куриковы при мне что-то обсуждали на своём языке, но по жестам можно было догадаться, что речь идёт об этих веточках. Пошли в палатку к Ортюкову. Степан Куриков (он был за старшего) объяснил Ортюкову, что надо копнуть в районе веточек, хотя накануне было принято, что копать будем ручей, но значительно выше обезглавленых ёлочек. С этого начались наши успехи!!! Веточки повели нас вглубь сугроба, почти вертикально. У Вас наверняка есть фото, где я для масштаба глубины залегания наста, поставил 2-й метровый зонд. Ещё метр оставался до верхнего уровня снега. Настил залегал на глубине около 3-х метров, и все веточки ёлок были свежими!
***
Головы всех ребят лежали на одном квадратном метре. Только поэтому мы вечером вытащили Люду, поскольку она мешала добраться до других, а остальных оставили до прибытия криминалистов, - так хотел Ортюков, и был прав. Только самим криминалистам это не надо было. Вы видели фото, где они все стоят, словно зрители на спектакле.
Люда и Золотарев лежали навстречу потоку, и вода заливала им рот. А двое других лежали по потоку,- у них до черепов смыло волосы и только. На голове одного был капюшон штормовки, у других ничего не было. У Люды тоже ничего на голове не было.
Когда мы доставали тела ребят, у Золотарева в одной руке была записная книжка, а в другой - карандаш. Ортюков как сумасшедший бросился к ней, а потом резко сник, ничего не обнаружив, только произнёс "Ничего не написал, слюнтяй". Дорогой полковник, если ты слышишь меня на том свете, а что бы ты написал, пробыв на 30-ти градусном морозе минимум 6 часов... Почему А. Золотарёв держал в руках записную книжку и карандаш и ничего не записал, можно только гадать. Наверно, было не до этого, да и руки были уже по локоть отморожены.
Я не криминалист, я просто живой свидетель первых минут. Я имею право возражать тем, кто, либо с чьих-то слов, либо просто нёс отсебятину, приукрашивая для убедительности факты, Я видел всё сам!!
***
Мы там общались не по имени-отчеству, а проще. С нами были солдаты из Ивдельлага, и их начальника я звал просто Николай. Видимо и здесь для нас он был не Юрий Давыдович, а просто Юрий. Не помню, извините. Одно могу сказать, в форме были только Ортюков (он любил свою полковничью форму и гордился тем, что был денщиком у маршала Жукова) и солдаты. Был радист в полугражданской одежде и мы.
С поисков полковник никуда не отлучался. Да и не мог он этого сделать. Какой режим был нашей жизни? В конце дня Ортюков у костра собирал небольшое совещание для подведения итогов дня и задачи на следующий. Как правило, на таких совещаниях присутствовали братья Куриковы, я как руководитель студенческой группы и Николай - руководитель солдатской группы. Иногда Ортюков совещался только с Куриковыми, без нас. Поэтому ему некогда было отлучаться. Да и транспорта для этого не было. За всё время нашего пребывания вертолёты прилетали, когда мы уже нашли трупы. Вертолёты были только военные.
***
Она интересна архивом переписки Ортюкова с руководством, особенно тогда, когда мы нашли ребят. Я был свидетелем только его эмоций, но не знал содержания радиограмм. Анна их опубликовала. Я с ней дискутировал по некоторым деталям, но ответов не получал. Потом мне Женя Зиновьев сообщил, что её затравили и она перестала с кем-либо общаться по этому вопросу. Помню, как Ортюков хватался за пистолет (до этого я не знал, что он у него есть) и грозился перестрелять всех лётчиков вертолёта, если они сейчас же не заберут тела. А пилоты спокойно ему объясняли, что, мол, ты военный и сам должен понимать, что приказы начальников не обсуждают, а выполняют. А проблема была в малом: им не разрешали брать тела неупакованные. А во что их упаковывать? Уже вечером, когда вертолёты улетели, кто-то предложил использовать вкладыши к спальным мешкам. Это решение на следующий день удовлетворило пилотов Да и сами они привезли свою упаковку. Я вспомнил эту деталь, чтобы показать сильную нервозность обстановки и не только у Ортюкова, но и у остальных нас.
Очень большая нервозность началась, когда мы их нашли. Бессонница была не от каких-то кошмаров, а просто сон не приходил и всё тут! И не только у меня. Не спал Ортюков, не спали Куриковы, да и остальные, я думаю, тоже, по большей части, просто лежали, надеясь уснуть. Расслабились, когда тела увезли. Спали, сколько хотели. Может быть поэтому я не участвовал в обрезании рогов у оленей и не знал, кто этим занимается.
***
Когда меня в парткоме института сначала уговаривали, а потом просто приказали, собирать группу на продолжение поисков, настоятельно просили внимательно посмотреть, нет ли каких улик, подтверждающих планы ухода оставшейся группы за границу. Видимо, по рации это же указание получил и Ортюков. Он первые дни нас безжалостно гонял вокруг лагеря кругами, радиусом 5-6 километров, и мы добросовестно это исполняли. Я могу сказать, что я был на Отортене, сам того не желая. Вот в таких походах мы набивали куропаток и глухаря.
