I. Общая характеристика района похода
       II. История изучения и освоения района похода
       III. Физико-географическая характеристика района похода:
       1) Рельеф
       2) Гидрография
       3) Климат
       4) Растительность
       5) Животный мир
       6) Полезные ископаемые
       IV. Подготовка к походу
       V. Подъезды к району похода
       VI. Описание похода.
       VII. Заключение
       Приложения

    III. Подготовка к походу
       Мысль о совершении похода в этом районе появилась у нас еще ранней осенью. Тогда-то и собралась инициативная группа в 5 человек. Поднять зимний поход третьей категории трудности у себя в коллективе из нас никто не мог. Поэтому и решили собрать сборную группу. Создание такой группы обсуждалось на президиуме Свердловской городской секции туризма и было одобрено. Правда в первоначальном варианте маршрут похода пролегал несколько восточнее. Но все же мы стремились именно в этот район.
       После утверждения плана подготовки к походу и его идеи мы разослали письма в большинство крупных туристских коллективов г. Свердловска и Свердловской области. Начали поступать заявления. Было много желающих. Однако многие из них не имели права пойти в такой сложный поход .Но были и хорошие кандидатуры. Так Виктор Гранин из Гарнинского района писал, что ему "до боли зубной" хочется именно в такой поход .Поступали заявления из Краснотурьинска, Первоуральска, Каменск-Уральского и других [20] городов области. Но несомненно основные претенденты на участие в походе были из Свердловска.
       В ноябре президиум Свердловской городской секции туризма утвердил 7 кандидатов на участие в походе и предложил еще увеличить состав группы. После этого началась активная непосредственная подготовка к походу. Прежде всего уточняли маршрут, и после долгих дебатов и обсуждений он был изменен с охватом горной части.
       Много времени потратили мы на работу с литературой, описывающей район похода. Литературы было много. Но она находилась в различных изданиях, не было каких-либо сводных трудов по району. Поэтому приходилось перерывать огромные тома.
       Кроме того после проработки литературы оказалось, что все существующие описания района совершены во время летних путешествий. Никто еще не был здесь зимой. Поэтому у нас не было сведений об особенностях зимнего периода в районе похода. В литературе такие сведения имелись лишь для Ивделя. Но ведь мы на сто километров уйдем от Ивделя.
       Кроме того нам предстоит подняться в горы на отметку, превышающую отметку Ивделя почти на 1500 метров. Да и вообще в горах климат резко отличается от равнинных восточных условий. А литература предлагает нам лишь общие формулировки и предположения.
       В значительной степени нам помогли разговоры с людьми, побывавшими в этом районе. Мы установили хорошую связь в Уральском геологическом управлении с Северной партией. [21] Несколько раз работники этой партии принимали горячее участие в обсуждении похода. У них в рабочем кабинете управления подолгу засиживались мы.
       Большую пользу также дали беседы с С.М. Кузнецовым из отдела первооткрытий при Уральском геологическом управлении, с геологом В.И. Санатиным, зоологами Б.Ф. Коряковым и В.Н. Павлининым из института зоологии Уральского филиала Академии наук СССР.
       Ядро группы регулярно собиралось по вторникам. Решили пойти в поход с шатровой палаткой и с печкой. И то, и другое достали у туристской секции Уралмаша, так как в составе группы был конструктор с Уралмашзавода. Печка была конструкции, предложенной ленинградскими туристами и опубликованной в первом альманахе "Туристские тропы". Весила она 3,0 кг. Задолго до выхода подготовили все снаряжение. Все было в порядке. Правда, не все было так, как мы запланировали, но все же были продуманы все стороны зимнего похода высшей категории трудности. Вместо шерстяных спальных мешков достали только ватные. У каждого были сшиты бахилы. Особенно скрупулезно мы подходили к теплым вещам. Произошли изменения и в составе группы. Нескольких человек не отпустили с работы, поэтому нас осталось 8 человек. После некоторых дебатов и советов был окончательно утвержден проект похода высшей категории трудности по Северному Уралу маршрутной комиссией при Свердловском городском комитете физкультуры и спорта в составе:
       1. Масленников Е. - мастер спорта.
       2. Богомолов В. - I разряд.
       3. Новикова А. - I разряд.
       4.Королев В. - I разряд.
       [22] За несколько дней перед отъездом мы взяли долгосрочный прогноз погоды. Он был неплохим для нас. Ниже приводится этот прогноз.
       "Прогноз погоды на февраль 1959 года.
       Составлен Центральным институтом прогнозов.
       Пермская и Свердловская области.
       Облачная погода с прояснениями, временами снег, местами метель. Наиболее низкая температура воздуха (20-25R мороза) ожидается в начале месяца и в периоде 6-8 февраля. Среднемесячная температура воздуха ниже нормы на 2R. Месячная сумма осадков в восточной половине Пермской области и в большей части Свердловской области (за исключением крайних юго-восточных районов) меньше нормы (менее 80%), на остальной территории около нормы (80-120%).
       1-5 февраля. Преимущественно небольшая облачность, без осадков. Ветер в начале периода северо-восточный 3-7 м/сек, в дальнейшем восточный и юго-восточный 5-10 м/сек. В начале период понижение температуры воздуха от 7-12R мороза до 20-25R, в дальнейшем повышение температуры до 10-15R мороза.
       6-16 февраля. Облачная погода с прояснениями, преимущественно во второй половине периода. В первой половине периода временами снег, местами метель. Ветер северо-западный и западный 5-10 м/сек, временами до 12-14 м/сек, во второй половине периода ветер переменный 3-7 м/сек. В начале периода понижение температуры воздуха до 20-25R мороза, в дальнейшем повышение до 10-15R мороза.
       [23] 17-28 февраля. Преобладание облачной погоды, временами снег, местами метель. Ветер западный и северо-западный 5-10 м/сек, временами до 12-14 м/сек. Понижение температуры воздуха до 17-22R мороза, во второй половине периода повышение температуры до 5-10R мороза".
       Как показал поход прогноз в основном оправдался.
       Большое внимание при подготовке к походу было уделено подбору продуктов. Этот вопрос вызвал целую дискуссию. Новинкой в туристской практике в составе продуктов была халва, которая показала в походе исключительно высокие качества как по калорийности, так и по вкусу.
     

    IV. Подъезды к району похода.
       И вот, наконец, наступил день отъезда. Хотя нам казалось, что у нас все в порядке, когда стали укладывать рюкзаки, оказалось, не все укладывается, что даже альпинистские рюкзаки имеют предел по вместимости. В результате продолжительных сборов мы опоздали на поезд, и были вынуждены поехать следующим поездом через 3 часа.
       Заняв два купе в вагоне, мы хорошо переспали ночь.(05.02.) Наутро просыпаемся уже перед Серовым.(06.02) В Серове делаем пересадку. Покушать в Серове можно хорошо в привокзальной столовой. На 5-6 рублей получается плотный и вкусный обед. После обеда знакомимся с городом. Серов знаменит своим металлургическим заводом, на котором льют стали специальных высококачественных марок. К сожалению, у нас нет времени для того, чтобы совершить экскурсию на [24] завод. Побывали мы во Дворце Культуры серовских металлургов. На горе возвышается массивное светлое здание Дворца. Во Дворце есть хорошая библиотека, большой зал, кинозал. Осмотрели мы выставку прикладного искусства, размещенную во Дворце. Выставка нам понравилась. Особенное впечатление произвели на нас: машинные вышивки домохозяйки Дидинко, вышивка "Три богатыря". Совершенно превосходны были грибы в лукошке, изготовленные из теста местным кулинаром. Они были настолько естественны, что так и хотелось их зажарить, хотя они уже и так были испорчены. А на ножках у грибов была земля - припудрили маком.
       В Серове докупили некоторые продукты.
       В 6-30 вечера мы погрузились в поезд Надеждинск-Полуночное и через 4 часа были в Ивделе. (с 6 на 07.02)
       В Ивделе есть две станции. Мы сошли с поезда на станции Ивдель I. Отсюда ближе добираться до города. На станции нас встретила Л. Виноградова, наша знакомая туристка, выпускница Свердловского педагогического института. Уговорили шофера и на санитарной машине доехали прямо до дому, где нам предстояло переночевать.
       А наутро мы выяснили, (07.02.) что нам придется день потерять, так как в воскресенье автобусы на Вижай не ходят. (08.02)Целый день в Ивделе мы вынуждены терять в бездействии. Краеведческий музей закрыт. Пошли кататься на лыжах на Красную гору, что начинается прямо от города. Катанье наше закончилось неудачно. При втором спуске с горы на въезде а улицу мы выскочили на лед. Жора упал на льду, подъехал к дереву и стукнулся об него. При этом он поломал лыжину, осколок которой разбил ему [25] подбородок. Пришлось ему идти в больницу, где ему рану схватили тремя швами, и сказали, что ничего страшного здесь нет и скоро все заживет.
       Вечером сидим дома и философствуем. Всего нас 8 человек:
       1) Атманаки Георгий - г. Первоуральск
       2) Гранин Виктор - с. Гари
       3) Горячко Олег - Уралмашзавод
       4) Борисов Борис - Горный институт
       5) Карелин Слава - ВНИИМТ
       6) Скутин Владимир - Свердловский педагогический институт
       7) Сердитых Евгений - Свердловский педагогический институт
       8) Шавкунов Владимир - Свердловский педагогический институт
       И все восемь стремимся быстрее вырваться в тайгу. Вечером ужинаем в столовой, где очень вкусно кормят.
       Наутро садимся в маленький автобус и едем в Вижай(09.02) Проезжаем мимо шахт в Полуночном. Дорога идет по сплошному лесу. Из окна автобуса, почти затянутого инеем, ничего примечательного не видно. Через 6 часов езды мы приехали в Вижай.
       В поселке находится леспромхоз, участки которого разбросаны по всему району. На участках в основном работают заключенные.
       В лесничестве скопировали карту района, но на ней есть только реки и просеки. Вернее не просеки, а номера кварталов, так как просеки в районе сплошных порубок не прорубаются. В лесничестве, узнав наш маршрут: с. Вижай - г. Чистоп. - г. Ялпинг-Ньер (Ялпынг-Нёр) - г.Ойка-Чакур - р. Велс - р. Кутим - с. Сольва - р. Сольва - г. Покровск-Уральский - посоветовали нам доехать до 41 участка, [26] который находится на Лозьве выше Вижай, а оттуда пойти на г. Чистоп. Однако мы прозевали машину, которая ушла на 41 участок. ( Если бы не прозевали, то было бы на 15 км меньше, не 305 а 290) Поэтому мы остались на ночевку в Вижае. Ночевали в школе, где нас приняли очень хорошо. В Вижае есть столовая, в которой мы не упустили случая поужинать. Последняя ночевка в цивилизованном мире. Завтра мы уходим в тайгу. Пойдем на г. Чистоп по реке Тошемке.
     

    V. Описание похода.
       10 февраля в 9 часов утра мы вышли из Вижая. Рюкзаки увесистые, поэтому в начале пути все только приспосабливаются к более правильным движениям ходьбы на лыжах с грузом. Хотя во время тренировок при подготовке к походу мы и ходили с грузом, но здесь как-то все немного иначе. Кроме того непривычно ходить на лыжах по укатанной машинной дороге. Лыжи скользят и разъезжаются. Дорога идет по правому берегу реки Вижай.
       Правый берег Вижай крутой и местами даже обрывистый. Ширина реки примерно около 80 метров. Дорога следует за изгибами реки и проходит по самому берегу. Через 4 километра дорога переходит по мостику на правый (слово зачеркнуто - прим.) левый берег и взбирается на обрыв. Здесь делаем привал около лесоразработок.
       Далее дорога идет все время на подъем, поворачивая на север и пересекая водораздельный невысокий хребет между Вижаем и Северной Тошемкой. Дорога проходит через вырубки. Здесь производится сплошная вырубка леса. Однако на вырубленных местах остаются наиболее мелкие деревья. На месте порубок растет густой [27] кустарник, да иногда встречаются огромные корневища деревьев. Лес здесь в основном пихтовый.
       Еще через 4 километра после длительного и крутого спуска мы пулей влетаем в 83 участок. На спуске каждый падал минимум по разу. Несмотря на довольно-таки солидную лыжную подготовку совладать с рюкзаком представляет солидную трудность для всех участников похода.
       83 участок представляет собою типичный лагерь, обнесенный высоким забором с башнями по углам. Вне лагеря стоит несколько служебных построек. Остановились на обед в бане. Пьем горячую воду и беседуем с рабочими. В бане нас удивила колоссальная 500-вёдерная бочка. Она имеет в диаметре около 3,5 метров и высоту около 4 метров. Сделана она из самодельных бочковых досок, схваченных четырьмя обручами. В течение двух дней наполняют ее двое рабочих водой.
       После обеда выходим в путь. Здесь Вижай (слово зачеркнуто - прим.) С. Тошемка делает небольшую петлю. Решаем ее "срезать". Берем азимут и идем по целине. Через 1,5 километра подходим к крутому спуску в балку, в ведущую к Вижаю (слово зачеркнуто - прим.) С. Тош[емке]. Спуск занял долго времени, так как проходил по сильной трущобе. Вдоль балки выходим на Северную Тошемку. На реке встречаем старый санный след, который доходит вскоре до копны сена и здесь заканчивается. По берегам Тошемки часто встречаются известковые скалы. После копны сена, у которой мы устроили хороший привал, мы некоторое время шли по сравнительно недавней лыжне. Лыжня эта идет до двух штабелей дров по правому берегу Вижая (слово зачеркнуто - прим.) Тош[емки], расположенных друг от друга на расстоянии около 2 километров.
       [28] Дальше идем в цело. Идем хорошо. Направляющие меняются через каждые пять минут. Часто река трескается от морозов, образуя наледи, но все они старые. Продвигаться по ним очень легко. Хотя лыжи и скользят на льду, но все же это легче, чем идти по снегу, глубиною 80 сантиметров. На старых наледях двигаемся быстро "на руках".
       На перекатах Вижай (слово зачеркнуто - прим.) Сев.Тош[емка] совсем не замерзает. Это очень плохие для нас места. Приходится вылазить на берег и пробираться по бурелому. В буреломе сильно мешает "манюня" - запасная пара лыж. Манюня привязана на веревку, продетую за специально проделанные отверстия в носках лыж. Веревка привязывается к рюкзаку. Таким образом, манюня скользит за туристом прямо по лыжне. Веревку для манюни нельзя сделать короткой, иначе она будет бить по пяткам лыж, и нельзя делать слишком длинной, иначе манюня не будет управляться и все время будет выскакивать из лыжни.
       Уже под вечер на одном из перекатов Вижай (слово зачеркнуто - прим.) Сев.Тош[емка] разлился во всю ширину реки. А на правом берегу, по которому мы шли, как назло к самой воде подходит прижим - огромная скала. Ничего не остается как обходить прижим сверху. Снимаем лыжи. По пояс в снегу лезем на крутой берег, поросший лесом. Подъем этот исключительно трудный, и мы тратим целых полтора часа, чтобы подняться на обрыв на высоту всего в 50-60 метров. Наверху обнаружили, что прижим представляет собою вертикальную стену, тянущуюся около полутора километров. Уже темнеет. Решаем остановиться на ночлег на высоком берегу, отойдя в глубь леса. Это было возможно, так как погода стояла теплая и безветренная.
       [29] Разбираем первый лагерь для первой холодной ночевки. Все лагерные дела делаем по парам. Одна пара дежурит у костра и варит ужин, другая пара заготовляет дрова на вечер и утро для костра и на всю ночь для печки. При наличии пилы эта работа не представляет трудности, так как на протяжении всего маршрута сухостоя было больше, чем нужно. Третья и четвертая пара заготовляют лапник для подстилки, оборудуют место под шатер и ставят шатер. Шатер у нас вместительный, но без дна. Вес его 18(?) килограмм. Подстилку для шатра делаем толстую, укладывая на утоптанный лыжами снег сначала тоненькие жерди, а сверху лапник.
       Сегодня погода теплая. Приятно посидеть у костра. Поем песни. Пытаемся под впечатлением первого дня похода заниматься стихосложением. В результате имеем следующее:
       "Большие, большие расстоянья,
       В далекие суровые края
       Уходим, уходим досвиданья,
       На Северный Урал идем, друзья
       Мы встретимся не скоро, не скоро, не скоро,
       Но выпьют и за нас не раз, не раз.
       За тех, кто в походе, в походе, в походе
       А стало быть за нас, а стало быть за нас.
       Далеко от родных и друзей,
       Далеко от любимых очей
       Наш турист к испытаньям готов
       И о Родине помнит своей." (2 раза)
       Эта два четверостишия на мелодию "Песни китобоев" из одной из оперетт Соловьева-Седова нам очень понравились, и они      [30] стали лозунгом всего нашего похода.
       Ложась спать, очень сожалеем, что разбили термометр: сейчас температуру придется измерять "на глазок, плюс - минус единица". В шатре у нас довольно-таки просторно. Печь стоит у нас около входа справа. Планировку в шатре смотри рис. 5. Семь человек ложились спать в ватные спальные мешки. А восьмой оставался дежурить у печки. Дрова для печки заготовлялись заранее на всю ночь и лежали в шатре около печки. За ночь дежурила первая четверка, а следующую ночь - вторая четверка. Последний дежурный будил дежурных для приготовления завтра из четверки, которая в эту ночь не дежурила у печки. В результате такой разбивки дежурства все за ночь хорошо отдыхали и спали в тепле. Дежурные во время ночного дежурства писали дневники, производили штопку белья и ремонт оборудования, производили сушку всех мокрых вещей. Для полной гарантии с первой же ночи завели порядок: все мокрые вещи перед сном подвешиваются к верхним внутренним веревкам шатра. Туда же подвешиваются все ботинки. Священной обязанностью четверки, дежурившей ночью у печки, была проверка - все ли вещи высушены. И каждый из четырех в свое дежурство проверял, что еще осталось не высушенным. После первой же ночи выяснилось, что в шатре имеется три климатических пояса: 1) "Арктика", 2) Зона умеренного климата и 3) "тропики". Смена этих климатических поясов зависела от расстояния от печки. Поэтому мы завели после первой ночи порядок: в тропиках спят наиболее уставшие за день, в Арктике - по очереди. Следует сразу сказать, что в тропики не особенно-то и стремились: каждый наиболее теплое местечко оставлял для друзей.
       [31] С утра 11 февраля все небо было затянуто тучами. Сборы затянулись также и мы вышли лишь в 10 часов. Целых два с половиной часа уходит на утренние сборы. Многовато! Обсуждаем вопрос об утренних сборах. При о[б]суждении было убедительно доказано, что при ходьбе на лыжах по глубокому снегу с большими тяжелыми рюкзаками единственное средство для увеличения пройденного расстояния за день - это увеличение числа ходовых часов. Поэтому единогласно принимаем постановление: идти все светлое время дня. Обед решаем делать "сухой", т.е. без варки, используя для обеда высококалорийные продукты: корейку, сахар, халву. Следует отметить, что мы старались строго выдерживать "световой" день на ходу.
       С утра нам предстояло разрешить нелегкую задачу: спуститься на реку. Наверху растет густой мелкий сосняк, поэтому на лыжах пробираться почти невозможно. А спуститься к реке невозможно - крутой обрыв. Снимаем лыжи и бредем по снегу, как переходят реку в брод. Снег мелкий и сухой и кажется, что он "течет". Километр такого передвижения отнял у нас два часа. Наконец, после нескольких попыток мы спустились на реку.
       Дальше идем все время по реке, повторяя за нею все изгибы и излучины. Небо проясняется, и ко второй половине дня ярко засверкало солнце. На реке часто встречаются полыньи, затянутые тоненьким льдом, и трещины. Через последние иногда вытекает вода. В таких случаях по следу первого человека, прокладывающего лыжню, уже невозможно передвигаться. Тогда всем приходится вылазить на берег, который обычно нависает над рекой маленьким обрывом высотою 1,0-1,5 метра, полностью занесенным снегом. [32] Полыньи же видно из далека. Снег над полыньей имеет темноватый оттенок.
       Долина Тошемки неширокая. Проток почти нет. В одном месте лишь есть большой остров. Причем правую протоку легко можно, спутавшись, принять за Малую Тошемку. Находится этот остров примерно в 8 километрах от устья Малой Тошемки. Такая ошибка вполне возможна, ибо видимости с реки на этом участке нет, нет каких-либо ориентиров. Вначале и мы допустили подобную ошибку. Исключение ошибки: за 4-54 километров до устья Малой Тошемки прекрасно виден массив Чистопа и лысая гора у развилка Малой и Большой Тошемок.
       Закат был плохой. И действительно после захода солнца поднимается ветер, который утихает лишь под утро. Во время ветра выяснилась недоработка конструкции трубы печки. Труба печки была раздвижная из четырех колен, с искрогасителем наверху. Труба вставлялась снаружи через отверстие в металлическом листе, пришитом на скате шатра. Однако труба выставлялась над скатом шатра лишь на 30 сантиметров, в то время как центральная точка шатра превышала уровень искрогасителя еще на 30 сантиметров. Искры, ударяясь в искрогаситель, к сожалению не гасли, а лишь отбивались вниз и при любом направлении ветра попадали на тент шатра. Поэтому приходилось зорко следить за тем, чтобы искры не прожигали дырок в тенте шатра. Однако, уже за первые две ночи мы прожгли три дырки. При отсутствии ветра искры спокойно поднимались вверх и гасли. Для борьбы с искрами вокруг трубы на тент стали класть тряпку, предварительно смоченную водой и замороженную.
   12.02. [33] 12 февраля, в четверг идем на восхождение на г. Чистоп. Идем в шестером. Володя Шавкунов немного приболел. Вместе с ним остается Олег. Плотно завтракаем. С собой берем сухой обед и отправляемся в путь. Идем по азимуту на север. Продираемся сквозь трущобы пармы - елово-пихтовой тайги. Через 2 километра выходим на маленькую речку, по которой давно прошел охотник. Идем по речке, которая сильно петляет. На реке вспугнули стаю белых куропаток. Обидно, что не взяли с собой ружье. Вскоре река теряется в болотах, затерянных в тайге. Болота во многих местах не замерзали. Какие силы интересно не дают сковать льдом эти болота? Ведь здесь [нет] быстрого течения, как, например, на перекатах на реке. В некоторых местах мороз все же одевает болота в ледяной панцырь. Тогда образуются цветные ледяные пятна, то коричневые, то ржавые, то синие. Начинают появляться прогалы в тайге. На одной прогалине мы увидали впереди себя в 4-5 километрах хребет Чистоп. Идем прямо к хребту. Вскоре вышли на исключительно торную тропу. По ней проезжали на лыжах и на нартах. Причем проезжали охотники. Решив, что это тропа ведет на 41 лесоучасток, т.е. вдоль хребта Чистоп, решаем пойти по ней, чтобы потом отклониться на запад и выйти к главной вершине Чистопа. Через 5-6 километров около развилка тропы, встречаем шалаш. Зимой в этом шалаше никто не останавливался, хотя вокруг на снегу видно много следов от лыж. Около шалаша на ободранных от коры деревьях вырублены знаки, непонятные для нас. Тут же на суку висит пустая пачка от папирос "Север". Дальше идем по левой лыжне. Погода стоит плохая, тучи закрыли все небо. Через 5-6 километров решили начать подъем на запад. [34] Сразу же начинается крутой залесенный склон. Два часа усиленной работы, и мы наверху. Однако это оказалась лишь высотка, расположенная в 3-4 километрах от хребта Чистоп. К тому же, когда мы вылезли на высотку, то пошел густой мягкий снег. Залезли на вершину высокой сосны на верхушке высотки. Однако, видимости не было никакой. Лишь очень смутно, что-то угадывалось на западе от высотки. Так как точно ориентироваться было нельзя, то решаем отказаться от штурма Чистопа и вернуться в лагерь на Северной Тошемке.
       Вниз съезжаем как метеоры. По лыжне едешь очень быстро, поэтому приходится все время притормаживать. На средней скорости, да и то с трудом, все же можно проделывать повороты и проскакивать между деревьями, как на слаломной горке. Без рюкзаков это всем удается, так как лыжная техническая подготовка всех участников сравнительно высока.
       На обратно пути недалеко от шалаша, когда снегопад окончился, и открылась возможно сориентироваться, решили обозреть хребет Чистоп с вершин деревьев. Почти все залезли на сосны. Перед нами открылся вид на весь хребет Чистоп.
       Вдруг видим на лыжне стоит человек на лыжах. За плечами ружье. Слезаем с деревьев и подходим к нему. Перед нами стоял молодой манси. На нем была верхняя одежда из шинельного сукна с капюшоном, откинутым за спину. Брюки, широкие до бедер, ниже колен были узкие, прямо в обтяжку. Брюки заправлялись в кожаные унты прямо с носками. Подпоясан он был ремнем без пряжки. Круглая голова увенчана копной длинных черных волос. В глазах его, чуть вытянутых с углов и круглых в середине, не было ни тени удивления. Наоборот в них мы видели огромное [35] чувство собственного достоинства и уверенности в себе.
       Начинаем разговор.
       - Здравствуйте! -
       - Паче рума (здравствуй друг) -
       - Что это впереди? -
       - Чизуп -
       - А внизу? -
       - Лагунья -
       - Откуда идешь и куда? -
       - Оттуда и туда. Охота был -
       - Где живешь? -
       - Бахтияров юрта. Там -
       Немногословный манси неопределенно махнул рукой.
       - Где юрта? -
       - Вапсос. Иди тропа. Придешь теплый юрта. Сапсем близкий -
       Наш манси сорвался с места и быстро на своих огромных широких лыжах побежал по лыжне. Не успели мы и глазом моргнуть, как его и след простыл. Через минуту соображаем, что не успели спросить, где находится этот Вапсос. Володя Скутин бросается в догонку за манси. Он должен его догнать. Недаром же ведь он лыжник и выступает за сборную института. Мы тоже спешим по лыжне. Вот и шалаш. Около шалаша стоит упряжка оленей. На нартах сидит молодая мансийка. Подъезжаем к ней и пытаемся с ней начать разговаривать. Она молчит. Борис достает из кармана кусок сахара и протягивает его ей. Она сначала стесняется, потом быстрым движением хватает его и тотчас же отправляет в рот. Мансийка одета в такое же верхнее белье из [36] шинельного сукна, название которого мы так и не узнали и из-под которого выглядывало у неё цветастое платье. Кроме того, на ней были штаны типа казацких. На голове у нее был яркий платок.
       К нам подъехал Володя Скутин. Он так и не смог догнать манси. Манси исключительно выносливы. Сложены они все плоховато: на вид щуплые, сухие. Однако на лыжах за ними неугонишься. Манси уходит на охоту и не берет с собой ничего кушать. Утром уйдет, вечером уже дома. За день сделает кружок в пятьдесят километров, ночь отоспится и на завтра снова на охоту. Кроме того манси исключительно хорошо акклиматизировались на севере и легко переносят холод. Еще в Ивделе нам рассказывали, что русский охотник шел по запорошенной тропе и увидал кучу снега. А из кучи торчит нога. Стал раскапывать и растормошил манси. Манси был очень недоволен, что русский охотник помешал ему выспаться. Оказывается манси спал прямо на снегу.
       Вскоре к нам подъехала еще упряжка оленей, а с нею подошли на лыжах двое манси. Один из них был уже нам знаком, а второй был значительно старше. Это был Александр Прокопьевич Бахтияров. Лицо его было покрыто крупными морщинами и имело какое-то лукавое выражение. Волосы [на] его голове были заплетены в косу, на конце которой был узел. Манси возвращались с охоты. Они только что положили лося и возвращались домой не с пустыми руками. Однако во время охоты одного оленя задрал волк. Поэтому обои нарты были загружены мясом. До их юрты было около двадцати километров. Договорились с Александром Прокопьевичем, что мы завтра придем к нему в юрту.
       [37] Олени резво побежали, а мы что было духу пустились за ними. Через 5 километров этот караван достиг квадратной изгороди со стороною около 10 метров. В загороди было несколько оленей. Мы попрощались с манси и поехали дальше, а они остались запрягать третьи нарты.
       Еще через 3 километра мы встретили бивак манси. Там были некоторые вещи, несколько шкур, какие-то мешки. А вскоре мы вышли на северную Тошемку в устье Лоханьи. Под вечер погода совсем испортилась. Метет поземка. Сегодня она попутная. Быстро идем вниз по Тошемке и через час приходим в лагерь. На реке - сильный ветер, а у шатра за стеной деревьев стоит полнейшая тишина. Лишь в верхушках деревьев воет ветер.
       Взять Чистоп не удалось. Наша ошибка заключалась в том, что мы разбили базовый лагерь далеко от высшей точки Чистопа. Несомненно помешала и непогода.
13.02.      13 февраля в пятницу поднялись как обычно. Ветер не прекращается. Идем вверх по Тошемке навстречу ветру. Наши вчерашние следы совсем замело. Приходится сильно сгибаться. В лицо бьет поземка, перехватывает дыхание.. Но вот сворачиваем в лес на оленью тропу по которой вчера проехали манси. В лесу значительно лучше идти. Тропа не переметена. Однако стоит только выйти на прогалину, как на тропе не видно никаких следов, снегу наметено - огромные сугробы, и приходится идти выше колена в снегу. Около обеда приходим к юрте Александра Прокопьевича.
       В небольшой долине стоит две избы, в которых живет две семьи. Избы высокие, рубленые крестом. Навстречу нам вышло на [38] улицу все население изб. Дома только женщины и дети. Приглашают нас войти в юрту. Мы снимаем рюкзаки и лыжи и входим в юрту. В нос сразу ударяет терпкий запах пота, шкур и мяса. В избе полутемно. Постепенно глаза привыкают к темноте, и мы начинаем разглядывать юрту.
       Юрта состоит из двух комнат и сеней. Юрта не имеет потолка. На стенах крепятся стропила. На них укладывается обрешетка, которая плотно укрывается берестой. А сверху друг к другу кладутся обтесанные с одной стороны сосновые плахи. Вот и вся крыша. Первая комната большая. В левом ближнем углу стоит чувал - печка. Чувал - это печка с почти нулевым коэффициентом полезного действия. Чувал, как костер, чуть греет лишь тогда, когда в нем горят дрова. Стоит дровам прогореть, как чувал начинает отбирать тепло из юрты. Представляет собою чувал подобие дерева с дуплом. Он так и готовится. Берется дерево с дуплом. Оно обмазывается глиной снаружи. Затем это обмазанное дерево устанавливается в юрте и древесина выжигается. Остается глиняный ствол, выходящий через крышу и имеющий отверстие внизу. Дрова в чувале ставятся вертикально к задней стенке и там сгорают. Внизу на угли ставятся таганы, в которых варится обед. При наличии таких чувалов в юрте бывает тепло до тех пор, пока горят в чувале дрова.
       В левом дальнем углу стоит низенький стол, а около него две скамейки. Вдоль правой стены тянутся нары, закрытые шкурами и еще какими-то теплыми вещами. У задней стены справа идут двойные нары. В правом ближнем углу есть шкафчик с посудой. На передней стене рядом с дверью висит умывальник, а рядом [39] часы-ходики. Вся передняя стена обклеена обертками от чая, фольгой, вырезками из газет, книг и журналов. На всю комнату есть одно маленькое оконце. В качестве вешалок и крючков всюду применяются отростки оленьих рогов.
       Вторая комната, значительно меньшая, имеет также одно оконце. В комнате стоит стол, справа возвышается большой ящик, доверху набитый шкурами. Рядом стоит маленький ящичек, с боеприпасами. Комната обогревается печкой - "буржуйкой".
       Разговорились с хозяйкой юрты.
       Живут манси в основном за счет охоты. Питаются в основном мясом. Советские законы разрешают манси бить лосей, так как это единственный источник их существования. Советская власть иногда выделяет манси бесплатно продукты питания. Часть продуктов и боеприпасы манси получают за шкурки соболя, белки и т.п. В 1936 году в поселке Тошемка в устье реки Северная Тошемка был создан национальный Мансийский совет. В селе были школа-интернат, ветпункт, магазин, кооперация, почта. В 1938 году Совет был переведен в Бурмантово. В 1940 году группа манси показывала свою художественную самодеятельность в Ивделе, а затем на областном смотре в Свердловске. Среди манси сейчас идет движение за оселение. Однако и до сих пор по тайге еще разбросаны юрты отдельных семей. Сознание просыпается медленно.
       Среди манси есть и передовые люди, борющиеся за лучшую жизнь своего народа с пережитками прошлого, с шаманами, которые еще и до сих пор встречаются в тайге. По всей округе знают [40] Степана Николаевича Курикова, который в 1947 году был избран депутатом Свердловского Областного совета депутатов трудящихся. Нам пришлось немного позднее повстречаться с ним. Он рассказал, как он сам медленно принимал цивилизацию. Когда он в первый раз проехал на поезде до Свердловска, то так был перепуган "масинкой с дымом", что из Свердловска в Ивдель ушел пешком.
( Скорее всего отсюда "ноги растут" Коротаевского, что мол Куриков пешком ходил в Свердловск, да ещё быстрее чем на поезде успевал)
       Пережитки прошлого до сих пор сохранились в быту манси. До сих пор манси поклоняются своим языческим богам. До сих пор мужчины носят длинные волосы, заплетенные в косу. До сих пор женщина считается низшим существом. А девушка. Не родившая еще ни одного ребенка, не имеет права сидеть в комнате, кроме как во время обеда. Она должна все время работать, а в свободное время сидеть у порога. Эту картину мы наблюдаем и в юрте Бахтиярова.
       Однако все больше и больше пробуждается сознание у манси. Все больше и больше их жизнь становится цивилизованной. Так два сына Александра Прокопьевича умеют читать и писать. Его старшая дочь, как только сам он уходит из юрты, уже не стоит под порогом, а смело хозяйничает по всей юрте. Но стоит хозяину появиться в юрте, как она словно прилипает к порогу. Да и сам Александр Прокопьевич изменился. Завел в юрте часы. По утрам вся семья его умывается. А ведь лет десять тому назад манси никогда не умывались. Правда, и сейчас утреннее умывание весьма символично. Манси набирает в одну ладонь чуть-чуть воды, размазывает ее по лицу и вытирается рукавом рубахи. Однако и это уже говорит о начале культурной революции в сознании и быту манси. Вечером в разговоре с Александром Прокопьевичем мы обнаружили его интерес и к политической жизни страны. Он      [41] сообщил нам, что скоро нужно будет ехать в Вижай, так как будут выборы, и они всей семьей поедут в Вижай на голосование. В разговоре с ним выяснилось, что сейчас ему жить легче, так как в кооперации можно всегда достать порох и свинец, продукты питания и одежду, что сейчас без кооперации жить было бы ему "сибко плохой".
       Вечером после сытного ужина, во время которого мы расправились почти с ведром лосятины, купленной у манси, долго сидим у "буржуйки" и беседуем с Александром Прокопьевичем. Мы расположились вокруг него на посланных на полу шкурах, а он сидел на чурбане и заряжал патроны. Расспрашиваем хозяина о знаках, которые мы встречали в тайге на деревьях. Охотник манси, когда убьет зверя, то выходя на тропу, на приметном месте на радостях и в память об удаче делает затеску на дереве. Сначала вытесывает фигуру зверя. Звери имеют свои условные затески (см. рис. 6). Над фигурой зверя делаются зарубки. Также делаются зарубки и под фигурой зверя. Верхние зарубки означают число охотников, участвующих в охоте. Нижние зарубки - число собак. В середине затески манси ставит свой родовой знак - катпос (см. рис. 7). Иногда вверху затеса стоит несколько зарубок, а родовой знак один. Это означает, что охотился отец с сыновьями. Сыновья, пока не обзаведутся собственной семьей, ставят катпос отца. Катпос обычно сначала вырубается топором, а потом зачерняется углом. В тайге много стоит таких памятников удачной охоты.
       С любопытством рассматриваем мы и примеряем зимнюю верхнюю одежду манси, сделанную из шкур. Она представляет собой одеяние ниже колен, с рукавами, к которым пришиты наполовину варежки меховые, с глухим пришитым капюшоном. Одеяние состоит [42] из двух: верхняя - мехом наружу - называется порха, нижняя - мехом внутрь - называется мольча. Порха расшита узорами внизу по канту и спереди двумя вертикальными полосами. Узоры весьма примитивны. Одевается порха и мольча как платье - через голову. Когда их оденешь, то только одно лицо выставляется на свет белый, а остальные части тела надежно укрыты от мороза. Мы все сфотографировались в таком необычном для нас одеянии.
       Вечером мы пытались играть на национальном мансийском струнном инструменте - нэрнэйве. Он представляет собой смесь скрипки и домбры. По форме он напоминает домбру с удлиненным грифом. На нэрнэйве натягивается одна струна из сухожилия. Звуки извлекаются смычком, изготовленным из волос. На таком примитивном инструменте мы все же умудрились извлечь несколько простейших мелодий. Манси были очень довольны, что мы умеем играть на нэрнэйве. А молодой манси сыграл нам какую-то национальную мелодию, весьма заунывную и монотонно-однообразную. Звуки нэрнэйве очень слабы и сопровождаются тихим свистом трущихся волос о сухожилие.
       Ночью мы познакомились с весьма оригинальной особенностью юрты. Она состояла в изумительно быстром падении температуры в юрте после окончания горения дров в чувале. Никакие охотничьи избушки не идут в сравнение с юртой. Пришлось нам и в юрте организовать ночное дежурство у "буржуйки". А манси же в это время спали от мала до велика и в ус не дули, как будто в юрте и нет мороза.
14.02.       На утро сфотографировались с манси, поблагодарили их за приют и пошли снова в тайгу. Теперь наш путь лежит в верховья реки Вижай, к вершинам Ойка-Чакура и Ялпинг-Ньера (Молебный [43] камень).
       Наш груз после юрты манси немного увеличился. Многие приобрели нярги - теплые домашние туфли из оленьей кожи. А Георгий несет красивые оленьи рога.
       Молодой манси прошел с нами два километра и вывел, как он сказал на "торную" тропу. По этой тропе летом два-три раза в год проезжают манси на оленях. Зимой же в верховья Большой Тошемки и Вижай вообще никто не ходит. Зимой эта тропа ничем не отличается от пути напрямик по тайге, кроме ниточки затесок. Через каждые 20-30 метров на деревьях сделаны затесы. Затески очень старые.
       Прощаемся с манси и в путь. Четко соблюдаем ритм движения, 50 минут ходьбы, 10 минут отдыха. Через каждые пять минут направляющие меняются. Однако в этом деле приходится вносить поправки. Один чуть-чуть прихворнул ему не разрешаем бить лыжню более 2 минут. Другой быстро устает - его доля -3 минуты. А кто чувствует себя прекрасно, тому разрешается идти первым и 6-7 минут. Однако более семи минут быть ведущим строго воспрещается: нельзя давать максимальную нагрузку в течение более длительного времени, даже и на хорошо тренированного туриста.
       Погода стоит хорошая. Небо покрыто тучами. Тепло - около 10R мороза. Ниточка затесов петляет по дремучей тайге. Часто приходится обходить огромные поваленные деревья. Дичи не встречаем, даже следов на снегу почти нет совсем. Тайга здесь очень сильно захламлена.
       Переваливаем через водораздельный залесенный увал, разделяющий ручей Вапсос, в долине которого стоит юрта Бахтиярова и следующий правый приток Большой Тошемки. На середине склона [44] этого увала стоит полуразрушенная почти совсем засыпанная снегом низенькая избушка. С увала были видны остроконечные вершины Главного Уральского хребта.
       К вечеру мороз крепчает. Остановились на ночлег на пологом склоне в дремучей тайге. Снегу много - 135 см. Однако мы под костер разгребаем снег, и получается глубокая и широкая яма. Сегодня день тяжелый. Сначала у костра не слышно шуток. Но стоило только завести песню, как лица ребят прояснились, появились теплые слова и улыбки. Ночь была холодная, около 30R мороза.
  15.02.     Наутро быстро собираемся. Сразу с утра опробируем новый метод движения по глубокому снегу в условиях сильно пересеченной местности. Двое туристов без рюкзаков уходят вперед и бьют лыжню. Они продвигаются сравнительно с остальными быстро. Передние двое идут легко, так как они не проваливаются глубоко в снег, а делают как бы основу лыжни. Малое проваливание в снег и частые смены позволяют им пройти за час 4-5 километров. Остальные с рюкзаками в спокойном темпе продвигаются по лыжне. Пройдя 4-5 километров двое передних возвращаются назад, берут свои рюкзаки и по хорошо укатанной лыжне идут следом за группой. В это время группа доходит до конца лыжни. Следующие два человека оставляют рюкзаки и идут вперед налегке и так далее. Такое передвижение мы назвали челночным. Его достоинства: 1) значительно меньшие усилия при передвижении; 2) значительно меньше нагрузки по интенсивности работы на сердечную и дыхательную системы туристов; 3) разнообразие в способах лыжного передвижения; [45] 4) лучшее усвоение в памяти виденных картин; 5) большие возможности для наблюдений; 6) как следствие всех предыдущих факторов - лучшее психологическое влияние тайги на туристов и лучшее моральное состояние группы, в следствие устранения однообразных моментов при передвижении по тайге и снегу. Недостатки челночного передвижения группы: 1) удлиняется абсолютный путь, пройденный туристами за день; 2) значительно увеличивается нагрузка на дыхательно-мышечную систему туристов; 3) наблюдается повышенный расход энергии, а следовательно требуется повышенный приход количества калорий с пищей; 4) группа разрывается при передвижении минимум на две-три части . Однако достоинства челночного лыжного передвижения весьма значительны, и челночный метод передвижения мы рекомендуем на вооружение туристов, совершающих походы третьей категории трудности в зимних условиях. Следует заметить, что челночный метод передвижения следует рекомендовать лишь физически хорошо подготовленной группе, обладающей достаточной выносливостью и способностью хорошо воспринимать малоинтенсивные, но длительные нагрузки. Кроме того метод позволяет передвижение и более слабой группе, когда челночное передвижение осуществляет лишь наиболее сильная, наиболее физически подготовленная часть группы, а наиболее слабая часть группы все время совершает поступательное движение вперед.
       Продвигаясь "челноками", мы за день не почувствовали усталости, хотя нам пришлось преодолеть два водораздельных гребня в верховьях реки Техты. Продвигаться пришлось почти весь день по азимуту, так как затески мы потеряли на первом [46] гребне на больших прогалах. Много хлопот нам доставили крутые спуски с этих гребней. На спусках сильно устают ноги. Лучше всего спускаться, сидя на палках. Много неприятностей доставляет манюня. На резких поворотах она цепляется за деревья и сдергивает туриста в снег. На поворотах следует делать повороты рюкзаком в сторону поворота вокруг вертикальной оси, проходящей через туловище туриста. На спусках же следует брать манюню за носки лыж в руки или лучше подмышку и спускаться, сидя на палках.
       К вечеру сильно похолодало. Температура воздуха была 35R.
16.02.       16 февраля в понедельник все с утра поглядывали на небо. Как по заказу погода была ясная и при умеренном морозе. Быстро готовимся и в пятером уходим на восхождение на г. Ойка-Чакур. Сразу же начинается крутой подъем по лесистому склону. Сразу же становится жарко. Вот лес начинает редеть и нашему обзору открываются увалы, поросшие лесом, уходящие далеко на восток.
       Ярко светит солнце. При морозе лес приобретает почти фантастический вид. В результате резкого похолодания, прошедшего вчера, на березах, на каждой их веточке, выкристаллизовалась влага. Все кустики и деревья оделись в бриллиантовый и алмазный наряд. При солнечном свете все это переливается мириадами алмазных граней, бесконечным морем искорок и звездочек. От этого безудержного искрения становится бодро и весело. Лишь глаза устают на ярком свету, и все время их приходится прищуривать. Вот и лысая плоская вершина увала. Здесь снег почти сдут ветром. Всюду выступают камни и ягель. Приходится снимать лыжи и пересекать это плато пешком. Спугнули стаю белых куропаток. [47] И вновь сожалеем, что не взяли с собой на восхождение ружье. Прямо перед нами на западе возвышается громада Главного Уральского хребта, в котором выделяются вершины Ялпинг-Ньёра и Ойка-Чакура. Нас теперь от подножия Ойка-Чакура отделяет неширокая (около 3 километров) долина верховий Вижая. Немного спускаемся по камням, а далее становимся на лыжи. Верховья Вижая образуются двумя потоками, вытекающими из болот. На болотах растет чахлая растительность. Иногда встречаются наледи. Быстро доходим до подножия Ойка-Чакура. У первых камней оставляем лыжи. На восхождение идем с двумя лыжными палками каждый. Начинается медленный подъем по курумам. Подъем технически не сложен и трудности никакой не представляет. Через 1,5 часа мы были на восточной предвершине. На верху ветры, выдувая снежные наносы, образовали красивейшие снежные ковры на вертикальных стенках камней. Далее следует небольшой спуск и тоже не сложный подъем на главную вершину. Вершина Ойка-Чакура представляет собою каменистое плато, длиною около 300 метров на концах которого взгромождено две кучи камней. Плато вытянуто с севера на юг. Северная громада камней - это наивысшая точка Ойка-Чакура. Взбираемся туда. Мы на вершине. Перед нами колоссальная панорама. На восток, насколько хватает глаз, уходят гряды залесенных увалов. На северо-востоке вытянулся безлесистый продолговатый массив Чистопа. На юге громоздятся одна на другую вершины Уральского хребта. На востоке была прекрасная горно-таежная страна. Но стоило взор обратить на запад и....А на западе почти ничего вообще не было. На западе все было покрыто [48] морем тумана. Казалось вся Европа куда-то провалилась в тартарары. Из глубины, откуда-то снизу, поднимались клубы тумана. Отдельные клочья тумана достигали перевала между Ойка-Чакуром и Ялпинг-Ньёром и переливались на восточный склон. И здесь как будто неведомые силы прозрачного Востока вступали в борьбу с грубой мощью тумана. Под натиском туман разрывался на клочья и медленно исчезал. Перед нами шла борьба света и тьмы добра и зла. Природа в естественном виде показала этот поединок. И мы были очень довольны, что сколько ни посылал туман свои отряды, там они сразу разгромлялись невидимой рукою Востока. Это было нам на руку. Оставляем в патроне свою записку. А патрон зарываем в фирн. Летом, когда снег растает, наш патрон окажется на камнях. И несомненно люди, которые поднимутся на вершину Ойка-Чакура, найдут его и узнают, что и в зимнее время сюда приходил человек, не побоявшийся метели и морозов.
И ведь есть балоболы, мол они записку дятловцев там искали.
       Спускаемся обратно. На седловине между восточной и главной вершиной Ойка-Чакура обнаружили следы нарт. Вот это здорово! Значит здесь зимой проезжают манси. Действительно подъем на седловину со стороны водораздела между Большой Тошемкой и Вижаем весьма элементарен. Именно здесь следует делать восхождение на вершину.
       С седловины оглядываемся на запад и останавливаемся пораженные удивительным зрелищем. Туман чуть опустился. И через его верхнюю поверхность прорезались наиболее высокие вершины хребта Тулымский камень. Как будто внизу произошло извержение вулкана и земная сила вытолкнула этот гребень пилу.
       [49] Спускаемся обратно далее по тому же пути, что и поднимались. На снежниках быстро глиссируем. Вот и наши лыжи. Тут устраиваем летучее собрание. Георгий и Борис нарушили дисциплину: проделывали спуск отдельно от группы, по другому пути. Принимаем строгое наказание: первому выносится выговор, второму - предупреждение.
       А дальше становимся на лыжи и быстро пересекаем узкую долину Вижая. Поднимались траверсом на увал, рассматривая завтрашний путь к Ялпинг-Ньёру. Вышли на увал. А дальше головокружительный спуск в верховья Тахты. Описывая огромные крюки, спускаемся вниз. На крутых поворотах поднимаем лыжами тучи снега. Часто приходится делать прыжки через завалы и поваленные деревья. Спускаемся с большой осторожностью. Вот и наша лыжня, по которой мы ушли сегодня утром на восхождение. А еще немного и мы у шатра. Пьем горячий чай и обсуждаем восхождение. Оно прошло хорошо: четко, быстро и правильно. Наш горняк - Борис - рассказывает нам об образцах, взятых с Ойка-Чакура. Ойка-Чакур составлен, как рассказал Борис, породами метаморфического комплекса: кварцитами и кварцево-слюдяными сланцами, прорезанными жилками кварца. Борис - один из первых советских геологов, побывавших на Ойка-Чакуре: в Уральском геологическом управлении нет ни одного геолога, побывавшего на Ойка-Чакуре. Интересно, что покажет анализ взятых образцов: похоже, что в них есть медь.
Долго мы сидим у костра, а затем в шатре. Тихо и мирно горит огарок свечи, укрепленный в жестяном подсвечнике. Такой подсвечник очень удобен в походе. Стекающий стеарин     [50] собирается в подсвечнике и не капает на все окружающее. Чертеж подсвечника изображен на рис. 10. Сидим разговариваем, производим починку снаряжения и обмундирования. Почти все восходители(?) штопают бахиллы. При ходьбе по камням бахиллы быстро изнашиваются. Поэтому при проведении зимних восхождений лучше одевать гетры, а не бахилы. При этом нижние завязки гетр должны быть длинными для более надежного крепления под каблуком, что делается двойной обмоткой завязок вокруг взъема ноги. Иначе нижняя завязка гетры соскакивает с ботинка и под гетр набивается снег.

Ивдель - Вижай - 1079 - Отортен -Мань-Пупу-Нер - р.Печора - Усть-Унья - Курья - Н.Курья - Петреново - Колва - Ныров - Рябинино - р.Вишера - Соликамск

Из Ивделя в Вижай доставили вертолётом №66911. Ввод в эксплуатацию 29.11.1959.
https://russianplanes.net/reginfo/148443

В 1961 было происшествие.
Из Приказа начальника Уральского ТУ ГВФ №190 от 14 августа 1961г., гор. Свердловск:
15 июля 1961г., при перегонке Ми-4 №66911 123-го АО из ремонта на базу, экипаж в составе командира вертолёта Шестакова О.В., второго пилота Катаева Ю.Ф. и бортмеханика Шестакова И. обнаружил, что одна из лопастей несущего винта вышла из общего конуса вращения несущего винта.
Приняв грамотное решение, экипаж произвёл вынужденную посадку на подобранную с воздуха площадку в 10 км от нп Вача Горьковской области...
Начальник Уральского ТУ ГВФ Барабохин"

Из Вижая на Перевал вертоль 31510. Тот же самый, что участвовал в поисках.
В 01.63. было происшествие.
14 января 1963г. – вынужденная посадка в а/п вылета Октябрьское (Тюменская обл.)
После взлёта экипаж заметил падение давления масла в двигателе и подкулачковой муфте. Чрезмерное разжижение масла бензином из-за перетекания бензина в картер двигателя через трубку отсечки топлива при полной заправке основного бака. (КВС пилот 3-го класса 123-го АО Миночкин В.Н.)
 
  Дневник
  Нашей разносторонней жизни
  (технико-общественный)
  Лето 1963 года
 
  Ответственный за его ведение тов. Орлова Тая
 
  Состав группы:
  1. Якименко Валя - начальник
  2. Якименко Тома - его жена
  3. Ткаченко Ира - завхоз
  4. Хваткова Оля - ныне Губанова
  5. Андреева Нина - ныне Аликина
  6. Орлова Тая - уже Кузнецова
  7. Суворова Валя - которая с клюкой
  8. Верницкая Юля
  9. Кунцевич Юра - научный работник с 1965 г.
  10. Данилов Саня
  11. Юдин Юра
  12. В. Андрюшечкин
 
  [2]
  25.07.63.
  Сидим в Вижае. Ждем не погода, она преотличная. Ждем вертолет. Валяемся, поели, купаемся, издеваемся друг над другом. А его все нет и нет. Валя мастерит поплавки для измерения скорости реки, некоторые чинятся, некоторые подгоняют снаряжение. Кто - что. Ждем. Надо все время во что-то верить, и мы верим, что улетим. Уже пятый час, а вертолета все нет.
  Кино: "Ночь без милосердия". С этого и начались наши посиделки на острове. Каждый день - тревожное ожидание перелета - сплошная лежачка.
  26.07.-27.07.-28.07.
  Той же самое. Читай сверху.
  29.07.63.
  Сегодня - 29-ое. Ух, какой насыщенный день! Вчера был такой красивый закат, не верилось, что существуют такие краски. А сегодня ветер с севера. Рано утром узнали, что полетим завтра. Разделились кто куда. Рыбаки (Валька, Клара и Ханс) нудно собирались на речку. А мы: Нинка, Тая, я, Валя С., Ирина, Катя, Юра бодро отправились есть землянику и на скалы. В каком-то переулке на нас выскочила разъяренная собака, ее клыки пытались впиться в каждого из нас. Юра пострадал больше всех, она его поцарапала. Наконец-то выскочила хозяйка! Ух! Нападение отражено. Пришли ко второй скале, что возле дороги на Ивдель. Это в 2-х км от нашего острова. Скала сложена из известняка и доломита, белая-белая! И, видно, её разрабатывали для дороги. Во всяком случае, зацепы и осыпи возникли благодаря человеку. (Наверху растет толокно)
  Земляники... Сначала было не очень много, и мы ели, просто наклоняясь. А потом наткнулись на плантации. Затих разговор. Только восторженные "ох!" слышались от земли. Земляника крупная, спелая, душистая и целым ковром расстилается вокруг. Нинка с Тайкой просто сидели, а я уже передвигалась по пластунски, оставляя за собой примятую полосу травы, уже опустошенную.
  [3] Валю, Юру и Катю вообще не было видно. Потом стали сыпаться вопросы, вроде: сколько нужно съесть до полного насыщения и что такое - полное насыщение? Поди ответь на них. Ответы самые разные. И когда уже совсем изнемогли, пошли на скалу - лазать.
  Снизу стенка, наверху - зуб. Страховать через него хорошо. Готово. Полезли. Первый маршрут легкий - отвесная стенка метров пять с небольшим отрицательным углом, потом уступ, где отдохнуть можно и - стенка с метр высотой. Потом прошли еще два маршрута. Последний - самый трудный. Дело усложнялось тем, что камни осыпались, и ноги неожиданно скользили там, где зацеп, кажется, был хорошим. Еще глаза пылью засыпало. Но все же мы были довольные: наконец-то чем-то занялись. Это во-первых; во-вторых, скалолазание само по себе захватывает.
  Налазались, устали, замерзли и удовлетворенные потопали "домой" - за неделю сначала неуютная поляна у строй лесостепи превратилась в уютное обжитое место.
  Да, Якименко настойчиво рекомендует записать следующее:
  1) Отметить рациональное зачинание Хватковой и Суворовой: возвращаясь к костру - захвати дров по возможности, этим ты облегчишь труд дежурного.
  2) За словами "сходить за дровами" закрепить нарицательное значение (нам понятное). Этот шифр можно использовать и в городе - предложение Юдина.
  На завтра точно обещали вертолет. Приказ свыше: вывезти с места пожара всех женщин. Пожар недалеко от Отортена, нас могут туда подбросить. Легли спать пораньше, чтобы быть готовыми к вертолету.
  Юля, Тая
  30.07.63.
  Вчера вечером меня поили горячим молоком. И потому отправили спать на сеновал. И ничего, мягко. Утром Валька как-то по-странному быстро оставил нас в покое, дал поспать лишний часок. Как оказалось позднее, ему просто было не до нас: вышли из тайги топографы (ленинградцы). И он с ними вел разговоры.
  А мы встали, попили кофе с сыром, уложили рюки и принялись ждать. Где-то уже после 11-ти затарахтел мотор. Летит! Сел вертолет. Из него выкатился седой дядя (Валька сказал нам, что это Борис Ароныч из экспедиции Ленгипротранса) и Попов. Якименко обнадежил: летим! Еще через час вертолет выбросил кучу женщин, которые тут же принялись вразнобой ругаться с Поповым. Наконец он получил возможность на минуту перевести дух и крикнул нам: "Ребята, грузитесь!" Забрали с первым рейсом весь груз (даже деньги) и трех человек: Саньку, Вальку и меня. Взлетаем. Внизу, на острове - маленькая группка наших. Вот они все меньше, меньше.. Скрываются из глаз.
  [4] Под нами леса, леса, леса. Кедры, елки, березы машут своими мохнатыми головами. А впереди - горы. Они приближаются медленно - хмурые, неприветливые, прикрытые сизыми глыбами облаков. Лучше, однако, смотреть вниз, на лес. Блеснуло голубым окошком озерцо, тропка извивается, река тускло сверкает, словно ртутная. Валька орет мне на ухо: "Смотри, Чистоп!" Послушно и прилежно прилипаю носом к стеклу. Горы, горы... Может быть, и Чистоп. Санька штурмует фотиком другое окно. Улыбается - во всю рожу. Что-то меняется внизу. Оказывается, хребтик пролетели, под нами снова огромная долина. Минут через 5 - еще хребет (кажется, "наш"). Снижаемся, садимся... не туда. Пока Валька спорит с летчиками, мы с Санькой выкидываем все рюки. А через минуту спешно запихиваем их обратно.
  Теперь внизу - ровное, огромное поле, на нем - тумбочка со звездой. Садимся рядом с ней. Уж теперь-то все в порядке. Полет окончен. 40 минут, и мы на месте. Отлично!
  Шум, свист: улетели. Осталась жалкая на этом огромном пустом пространстве куча рюкзаков и мы. Ветрище воет, словно в трубе (все время то стук тракторного мотора, то рокот вертолета. Бежим к останцу. Вообще-то не такой уж он и приметный. И стоит не на самом перевале. Форму имеет весьма неопределенную (можно нафантазировать все, что твоей душе угодно). Сложен из сланца и кварца. После недолгих споров выбрали место для плиты. Идем молча через перевал, в сторону той страшной ночи.
  Камни путаются под ногами, ветер, как озверелый, с разбегу толкает в грудь. А в голове стучат, стучат, строчки:
  "Ветер, скалы и снег,
  Березки - ребенку до пупка.
  Здесь на последний ночлег
  Встала туристская группа..."
  Нас нет. Есть только эти холодные камни, покрывающие склон, да бешеный ветер, нагло врывающийся под штормовки, да молчаливые горы, закутанные в сумрачные облака... И эти строчки, суровые и беспощадные:
  "Ветер, скалы и снег-
  Лишь только они увидали,
  Как бился за жизнь человек
  Как наши друзья умирали.."
  А ветер поёт, поёт свою заунывную бесконечную песню. Хмуро косится на нас из-за туч громада Отортена. Он видел все. Он все слышал. Но он не может рассказать нам о той вьюжной ночи. Молчит, укутавшись в сизую пелену.
  Возвращаемся к останцу. Санька принимается долбать скалу. Валька уходит вниз искать место для ночлега, я пишу. Холодище! Пальцы ко- [5] -ченеют и отказываются держать карандаш. (И это в конце-то июля!) Иногда на минуту-другую выглядывает солнце, чтобы тут же снова исчезнуть. Горы подступают со всех сторон, горбатые и таинственные. Холодно. На перевал карабкаются тучи, проползают по нему и скатываются на плечи соседних хребтиков.
  Пожевали хлеба. Валька нашел недалеко от перевала стоянку манси. На ней - 2 пары лыж, пара чувяков из шкуры (нярки), шкуру и рог, который он подарил мне. Санька нашел еще один рог (маленький, изящный). Наши прилетели уже после пяти. Высыпали из вертолета - радостные, улыбчатые, бросились обнимать нас.
  Оставили все рюкзаки под останцем и двинули с самым необходимым вниз, - устраиваться на ночлег. Жорка, Вовка и Санька остались ломать скалу. Спускаемся минут 20 - сначала по карликовой березке, камням, мху. В зоне леса - березы, елки, пихта, очень много цветов (целые острова Иван-чая). Трава по пояс. Рай, да и только!
  Остановились (как вскоре выяснил Валька) метрах в 50 от базового поискового лагеря (там же находился и лагерь дятловцев). Спустились перед ужином к этому месту по берегу Ауспии (она здесь совсем еще малышка - тоненький ручеек). Остатки лагеря имеют заброшенный и малоприглядный вид. Лабаз, конечно, развалился. Вокруг валяются сухары, ящики, банки. Место глухое, заросшее (Валька уверяет, что зимой здесь было очень красиво). Снег зимой - в рост человека - это видно по деревьям (они все срублены на высоте от земли около 1,5 м.)
  Валька показывает нам место, где стояла палатка поисковиков, где был костер (а рогульки остались еще от дятловцев).
  Уже часов в 10 возвращаются сверху мокрые "каменотесы" и их сопровождающие. У нас все готово: и ужин, и шатер. Все сегодня серьезные, мало шутят. Едим салат из помидор (в честь прошедшего Юдиного дня рождения). - Гм, почаще бы!
  Итак, поход все-таки начался! Спокойной ночи! Завтра - трудный день.
  Ольга
  31.07.63.
  Сегодня должен быть деловой день. Нужно поставить доску. Бужу ребят в шесть часов. Вчера легли поздно и видно, что не очень-то хотят они подыматься. А Ира-завхоз - дежурная сегодня, а поднять ее было хуже всего. Тоже мне, дисциплина. Остальные ходили на перевал после завтрака. На перевале страшный ветер. Все удивляемся, как могут работать ребята. Но стройбригада: Жорка, Володя и Санька мужественно продолжают свое дело. Уже выдолблено три дыры, срублена площадка под доску. В общем, работы уже начаты, а конца и не видно. Самое страшное - нет песка. Юля исследовала ручей, но и там песка нет. Решили искать в останцах, но попытки не увенчались успехом.
  [6] Пришлось срочно открыть каменнодробильный комбинат. Основу заложили три цеха: 1-й - Ира; 2-ой - Валька; 3-ий - я. Решили снабженцем сделать Юрку, а Юля страшно замерзла, и ей дали самую страшную работу - администрация. Вооружились камнями и топором и принялись дробить кварц. Ничего, за четыре часа надолбили целый тазик. У ребят идут быстро дела, они уже почти все сделали, и мы их задерживаем. Ира и Юля ушли готовить обед. Ольга и Нина пошли путешествовать по горам. О себе они сами напишут. А мы перестроились в работе. Пришла помощь: Тома и Тая.
  А Валька заделался фотокорреспондентом, решил запечатлеть все наше производство. Что из этого выйдет - время покажет. Пока что строители используют кварцевую крошку, а мы замерзли и стучим зубами. Решили погреться. Залили за доской стенку и пошли кушать. Дежурные ругали нас за то, что мы опоздали, но мы же по делу задержались. Обнаружили, что пропал Вовка, пришлось идти за ним. Поднялись почти до перевала, а он, оказывается, искал "гвоздь" (так он заявил). Все в сборе. Разделились: строители легли спать, а нас пятеро пошли готовить кварцевый песок. Гадкая погода, крапает дождик, трава мокрая, но мы идем наверх. Кажется, теплее стало, просто привыкли.
  Пришли ребята, работа закипела. Санька кричит: "Ура!" Поставили пирамиду. Уже поздно, торопимся, чтобы не потерять тропу. Хорошо дышится, когда чувствуешь, что доброе дело сделано. Пока обсыхали и кушали, время улетело. Уже два часа, идем спать.
  Валя Суворова
  Мы с Ольгой идем в разведку. Валька показал на горку и сказал: "Узнайте, есть ли смысл туда идти". Не теряя высоты, двинулись с перевала на 1079. Удачно вышли на другой перевал. С него вид на 1079 совсем другой. Его юго-западный склон образует подкову. Западный склон имеет несколько ровных площадок, каждые заканчиваются останцем.
  Очень характерная линия! Идем дальше. Любуемся радугой, которая разлеглась на земле в правой долинке. Широкая, яркая, красивая. Впереди открывается чудесный вид: большая гора (вначале мы решили, что это Гумпкалай), около нее справа две долины, разделенные невысокой горкой. Ближняя долина глубокая, широкая, а вдали слева (на юго-востоке) тянется голубой хребет, довольно длинный. До него 18-20 км. Мы с Ольгой идем вправо на другую горку. Только там мы можем разрешить сомнения. Идем по "кафельному" перевалу. Это довольно широкое, довольно ровное место, поросшее травой и пересеченное каменными ручейками. Они поражают правильностью рядов - как кафельные плиты. Чем ближе к вершине, тем больше туч ползет по ней. Временами они закрывают ее и кажется, что гора плоская и низкая. Дождь, ветер все сильнее. В ушах грохот и шум пластиката. Кажется, что проносятся сотни реактивных самолетов, носятся вертолеты и беспрестанно раздается пулеметная оче- [7] -редь. Вершина встретила нас диким ветром и градом, резким, колючим. Где ты, лето? Довольно быстро съедаем свой сухой обед. Ольга рвет на себе волосы, что вместо паштета взяла банку рыбных консервов. Хорошо, что хоть успели заметить мельком, что вершина к югу и западу резко уходит вниз. Резко идем вниз. Ориентируемся в редкие минуты слабого просвета. От ветра и града горят щёчки (увы, уже не нежные). На однообразном серо-зеленом фоне травы и осыпей нежно голубеют колокольчики, такие нежные, казалось бы, слабые на тонких ножках среди этого нелетного ада! Давай, Ольга, нарвем их Юрке. Как ни странно, но мы с Ольгой все-таки вернулись домой к костру. Хорошо бы завтра ясный день! Всем бы сходить туда. А вечером на той горе, куда мы с Ольгой не пошли, ребята видели костер. Кто зажег его? Какие там люди? Что потеряли мы с Ольгой, не побывав там? Наверно, там топографы. День, богатый впечатлениями, окончился.
  Нинка
  1.08.63
  Сегодня спали долго. Награда за вчерашний труд. Проснулись, подрались, позавтракали. Сегодня идем вниз, туда... Обильно выпала роса. Похолодало. Морозный воздух чуть обжигает легкие. На травах мельчайшие росинки. Будто красавица-заря нечаянно порвала свое ожерелье, и оно рассыпалось по всем травинкам. Огорчилась красавица, расплакалась. Крупные слезинки упали на деревья и остались там на листьях. Лишь выглянет луч солнца - заблестят капли, начнут сиять разноцветными огоньками, испуская длинные острые лучики.
  Ветер на перевале послабее, чем вчера. Идем по мокрой, цепляющейся за ноги березке. Слева остается 1079. Валя показывает место, где стояла палатка: на склоне, чуть ниже перевала. Спуск в долину притока Лозьвы, куда им пришлось спускаться. Везде торчат камни, зимой они выставляются из-под снега. Мы все уже мокрые. Ветер навстречу. Леденеют ноги, совсем не чувствуются пальцы. Идем все быстрее и быстрее, срываясь на бег. Березовый редкий лесок. По берегу правого притока растут кедры. Долго ищем "тот" кедр. Бороздим по мокрым травам, меж деревьев, с которых сыплется вода. В кедах хлюпает вода, леденея ноги. Кричит Жора. Он нашел место стоянки группы поисковиков Аскинадзе. Там валяются лыжи, ремни, банки, щупы. Жорка же находит "тот" кедр - свидетель мужества и большущей дружбы наших ребят.
  Постояли, помолчали. Люди были здесь, и вот их уже нет. А деревья стоят все также, покачивая своими головами. И новые люди приходят, чтобы вспомнить тех, чтобы пройти туда, куда им пришлось....
  На перевале происходит открытие памятника. На останце - букеты Иван-чая. Доска кажется влитой в скалу, так срастаясь с ней, будто бы и образовалась вместе с камнем. На верху скалы стоит пирамидка со звездой. Её хорошо видно издалека с разных сторон.
  [8]
  2.08.63.
  Лумп-Хузап-Чахыг-Лебединая, Гусиная гора. Обрывки впечатлений, разговоров - это 2 августа.
  День начался с ударов капель дождя по тенту палатки. Погода хмурая. Вставать не хочется. Но день сегодня примечателен во всех отношениях:
  Во-первых, это 1-й день нашего пешего маршрута;
  Во-вторых, открытие памятника нашим ребятам;
  В-третьих, рассказ Вали;
  В-четвертых, нас ожидает Отортен;
  В-пятых, на завтрак был кукурузный молочный суп, которым восхищались все от начальника до завхоза;
  В-шестых, мне сейчас мешает Андреева;
  В-седьмых... Да что там в-седьмых? День был что надо! Я уже пишу после того, как успел навосхищаться всем и вся.
  А с утра - дождик льет, и неба не видно. Задравши штаны, Валька кинулся наверх, заражая серые массы своим примерным поведением. Из леса Андреева кричит охотнику: "Тут что-то летает!" Жорка со словами "о, господи" стронулся с места и двинулся в гору. Так с великими муками мы начали свое движение. Впереди еще укладка рюков под "нашим" камнем, прощание с перевалом, с вершинкой 1079 и с нашим лагерем. Вот мы навьючили рюкзаки и один за другим уходим вниз по мокрым осыпям в тумане. (Туман жуткий, как в порядочном кино).
  Якименко посмотрел на карту, взял азимут, и мы идем, виляем и кружим. Вот первый привал. С ужасным облегчением снимаем рюкзаки - дорожка была не из легких: подъемы, спуски, покрытые осыпями с лишайником, который размок от дождей; травой до подбородка, карликовой березкой; хоть это и трудно, но я, согнувшись под рюком, не перестаю восхищаться - ведь я впервые на Северном Урале, в этом краю непуганных зверей и птиц, молчаливых гор, в этом изначалье рек сибирских и европейских....
  Короче, тем, что я сейчас над всем этим царством.
  Но вот Оля Хваткова, точно рассчитав, сколько падений ей предстоит совершить за поход (180 штук), спустившись к снежничку, предложила сделать привал. Масса, конечно, поддержала ее, и все полезли на снежник и в снежную пещеру. Якименко В. продырявил свод пещеры и высунул сверх снега голову в очках - очень эффектный кадр (отсылаю к будущим фотографиям В. Андрюшечкина). Наш строитель (Юля) перенимал опыт природы по созданию сводов пещеры - ячестого(?) потолка.
  Наконец, первый, самый первый привал в этом походе подошел к концу. И снова, и снова, и снова сорокаминутные броски, короткие остановки - поглядеть вокруг, благо природа настроилась. И наконец, на последнем привале далеко внизу заметили движущие пятна и какие-то стада. Когда спустились вниз, оставив рюки на осыпи, радости не было предела!
  [9] Люди на оленях с нартами; катаемся, фотографируемся и двигаемся через морошку на стойбище. Стойбище манси: чумы из бересты, собаки, олени, нарты и мы посреди этого лагеря под любопытными взглядами. Вечером отправляемся на переговоры, достаем мясо и ужинаем.
  Саня
  3.08.63.
  С вечера гадали: какая погода будет завтра. Многие боялись, что проснутся рано, а погода будет плохая. Но все разговоры были напрасны. Погода отличная, а встали в 10 часов (вместо восьми). Долго умывались, прихорашивались. Нина потребовала еще кучу заколок. Захотела покрасоваться при народе. Юра полчаса делал зарядку, правда, все упражнения на потягивание. Менялось только положение ног путем постепенного выворачивания. Валя пекла лепешки. Ругалась, что долго не начинают завтракать. Наконец в 12 часов вышли на Отортен. Без рюкзаков идти легко. Погода - что надо. Пока недалеко отошли от стоянки, кругом по кустам бродят олени. Как вышли из зоны леса, вспугнули целый выводок куропаток. Охота обещала быть богатой.
  С подходов вершины не видно. Стали определять направление. Якименку соответственно хором обхихикивали. До вершины 4 км. Её зубцы появились немного слева. А впереди отвесным обрывом открылся кар. Среди этого почти законченного цирка видно огромное озеро. Так хотелось спуститься и искупаться. Темные и отвесные скалы так и манят полазить с веревкой. На вершине несколько останцев. Залезли на самый высокий. Недалеко стоит тур. С другой стороны топографы поставили два опорных пункта. Записок туристов не было. Это значит, что мы обогнали троих москвичей, с которыми встречались в Вижае. А самое интересное было вокруг нас. По сторонам хорошо виден Уральский хребет, впереди - плоскодонная Европа, а сзади - болотистая таежная Сибирь. Оказывается, Койп совсем рядом. Торчит этаким конусом или пирамидой. Слева от него Печора поблескивает широкой лентой. Справа - Мань-Пупу-Нёр, а на нем выстроились болваны. Отсюда они кажутся особенно "грандиозными".
  Рядом с туром нашли ящики с продуктами. Видно, что их забросили вертолетом и очень давно. Девочки взялись сушить эти макароны, картофель, сахар, горох. Под останцами пообедали сгущенкой с блинами. Нас ждали оленьи шкуры в шатре и суп из четырех куропаток и одного кулика.
  Жора
  4.08.63.
  Утро холодное, но сухое. Умываться многим лень, и едят неумытые. Ведь праздник (день рождения Оли) прошел вчера. Как всегда, говорят, что мало гороха, совсем не хватает блинов, кофе несладкое и т.д. Обычные утренние беседы.
  Выходим в 9.15. Рюкзаки несем сами. Их хотели отвезти оленеводы, но по- [10] -том испугались. Медленный, тоскливый подъем к Отортену. Дневка истощила наши силы. Рюкзаки кажутся необычно тяжелыми (а в них - оленье мясо!)
  Выстрел. Это опять наши охотники бегают за куропатками. Еще выстрел - и убитая Жоркой куропатка ложится в Юрин рюкзак. Сегодня Жора пытается догнать по добыче дичи Саньку.
  Переваливаем хребтик. Крутой спуск вниз. Где-то там, в глубине, виднеется каменистая долина реки, заросшая кустами. С тех сторон к реке подходят обрывы гор. По одному из них нам придется спускаться. Россыпь мелких камней, поросших мхом. Ноги скользят. Люди с трудом удерживают равновесие, а тут еще наш путь преграждает снежник. Медленно спускается Ольга. И вот это подхватывает ее крик и хохот: скатилась вниз, увеличив на одно число своих падений.
  Перед нами два варианта пути:
  1) Верхами по отрогам Отортена и другим горам по направлению к Койпу;
  2) По долине реки Мотью-Я.
  Выбираем (вернее, они, ребята, выбирают) путь вдоль речки. Шумит речонка, отзванивая на каждом камушке. Берега заросли кустарником или лесом - парком. Березы - раскидистые, кривые, растут далеко друг от друга, создавая впечатление, что они специально там насажены. Меж ними заросли высокой густой травы с пятнами цветов. Веет старинной, забытой древностью, похоже на заброшенный помещичий сад.
  Выходим на оленью тропу. Она круто поворачивает в гору, в сторону от речки. Хорошо подниматься по тропе: ни завалов, ни ям. Сразу нарастает темп. Выскакиваем на перевал. Оглянувшись, можно еще увидеть Отортен. Наверно, в последний раз на маршруте.
  Поднялись чуть выше перевала. Справа вершина горы, вся сплошь состоящая из россыпей, насыпанных кучей. Нам нужно подойти к Главному Уральскому хребту. Валька Якименко упорно оттаскивает нас от зарослей черники и голубики. Уставив глаза вниз, на ягоды, бредем за начальником. На пути встречаются очень крупные россыпи. Внизу опять снежник. Топографы проводят съемку местности. Впереди последний на сегодняшний день перевал. На нем Жора убивает еще одну куропатку, сравнивая счет с Санькой. Несется вопль: "Морошка!" Мигом сбрасываются рюкзаки, и группа ползет по траве, собирая ягоды. Начальнику приходится согласиться с вынужденным привалом. Попробуй, оттащи их от морошки! А ягод много: целые плантации желтых и розовых сочных головок. Надоедают ягоды быстро.
  Граница леса расположена недалеко от перевала. Продираемся через заросли ивы к речке. Здесь устраиваем лагерь. Рядом обрыв к реке, которая узкой лентой плещется внизу, сдавленная с обеих сторон крутыми берегами.
  На ужин - суп из куропаток. Общество славит охотников и дежурных.
  [11] 11 часов вечера, а еще совсем светло. Появляется в руках Вали гитара, и одна за другой льются песни. Сегодня за день наработались, устали - и песни медленные, певучие. Народные песни сменяются романсами. Поют на несколько голосов, остальные слушают, и никто не хочет уходить спать, хотя уже поздно, хотя порывы холодного ветра треплют шатер и холодят спины. В песни вкладывают всю душу, и по новому передо мной раскрываются люди, становятся ближе, роднее, объединенные этим чудом - песней. Вот сидит Юра с полузакрытыми глазами и, видимо. Вспоминая что-то хорошее, выводит:
  "Я вспомнил время, время золотое
  И сердцу стало так тепло"
  Радость, какой-то детский восторг, забытые переживания, нежность проплывают на его лице. Володя сидит пригнувшись с задумчивым лицом и старательно тихонько поет.
  Отбирает дневник Жорка, да и стемнело, от костра света мало.
  Ирина
  5.08.63.
  Идем верхами. Каменистое плато, слева и справа торчат конуса гор, в лучах солнца они рельефно выделяются, и Санька испускает возгласы удивления и восхищения. В конце плато - горка-осыпь, как стог. Заросли черники. Вышли на хр. Поясовый Камень. Отчетливая тропа. У начала ее - посадочный знак для самолетов - буква "Т". Как на ладони Койп. Он закутался облаками. Кругом ни облачка, а вокруг него они клубятся и шевелятся.
  Привал на ночлег далеко от воды. Встреча с Николаем-оленеводом (манси). Он проехал мимо нашей стоянки на нартах, с трудом остановил упряжку и подошел к нам. По его словам, прошли мы за два дня около 50 км.
  Юдин
  6.08.63.
  Мммрразь! Брр-ррр!
  Ветер воет, кто-то стонет... спросонья.
  А палатку к земле клонит. Палатка почему-то промокла, хоть накрыта пластикатом. Словно ковер-самолет, пластикат бьется о шатер.
  Странно, кто меня мог разбудить? Все дрыхнут. Почему-то щекотно пяткам и хочется дико хохотать. Но ведь с утра без разминки организм не может. Приоткрыв правый глаз, смотрю туда, где лежат мои пятки. И вздрогнул... Но скоро в существе на четвереньках, щекотавшем своими передними конечностями мои задние, вымазанном крест-накрест сажей, с прилипшей к месту, где должна быть голова, грязью, узнал Ирку.
  "Не могу разжечь костер" - прошипела она. Я сразу отрезвел и понял, в чем было дело.
  В. Андрюшечкин
  А все дело было в том, что Володька был дежурный и попросил меня, чтобы я разводила (?), не будила его рано утром разводить костер, а развела сама. Вот я и разводила.
  [12] Ели в шатре. В такую погоду идти не хочется. После завтрака все забираются под одеяла и засыпают. Просыпаемся около 12-ти. Все еще идет дождь. Выходим часа в 2. Мокро и холодно. Изо ртов идет пар. Бежим, подпрыгивая по дороге. Белая пелена тумана заволокла все вокруг. Дорога уходит вниз, часто теряясь. Группа сбивается в кучу, вместе выколачивая дрожь. А первые ищут дорогу. Наконец ее потеряли окончательно. Идем напрямик по густой мокрой траве. Продрогли вконец и остановились на обед. Валюша уговорила всех остаться здесь на ночевку: сухар много, болото рядом.
  Делаем 2 костра: таежный для сушки и обычный для дежурных. Лагерь оборудуется капитально: под шатер делается настил, у костра сооружаются хорошие сиденья, растягивается веревка для сушки одежды. Моросит дождь, переходящий в снежную крупу. Только снега нам еще здесь не хватало.
  Ира
  7.08.63.
  Ветер. Резкий, пронзительный, холодный ветер. Снег. Пурга. Снежинки вылетают слева из серой пелены, облепившей нас, впиваются. Холодные руки стынут в мокрых карманах. Сизые носы торчат из штормовок. Промокшие ноги опускаются в снег. Какой холодный снег. На ногах уже нет пальцев, нет пяток. Безчувственные култышки опускаются в снег.
  Азимут 330. Бредем по снегу медленно и упорно. Сегодня весь день идем к Мань-Пупы-Нъер. Вышли на перевал меж Мань и Яны. Пошли по тропе. Очень холодно. Останавливаемся редко, но ноги мгновенно деревенеют. На обеденном привале разожгли костер. Я за это время сбегал вверх по тропе. Направление ее меня беспокоило. Она загибалась чуть к востоку. Ушел вверх. Тропа идет по границе леса. Вылез на камни на перевал. Ничего не видно. Вокруг молоко, резкий ветер и стремительно налетающий со стороны снег. Изредка в белой пелене сереет долина Печоры. Бегу назад. Следы местами уже замело. Согреваюсь. После обеда идем сквозь пургу по дороге. Местами она теряется. Ищем, находим, идем дальше. Н.А. наносит ее в книжку. Дорога, очевидно, идет вдоль долины Печоры. Поднимаясь на Мань-Пупы. Азимут хорош. Часто смотрю на компас. Люди уже не говорят: очень холодно. Вылезли наверх. Быстро схватывает холодом руки и ноги.
  .... Потеряли дорогу. Идем прежним азимутом. Изредка пелена снега разрывается, и глубоко внизу виден сравнительно хороший лес. Можно спуститься.
  Но люди! Ведь мы идем к Мань-Пупы-Ньер! Идет подъем. Азимут 330. Вперед! Очень холодно. Деревенеют руки и ноги. Нужно вниз. Но, люди! Ведь это вершина 840! Высшая точка Мань-Пупы-Ньер. Ведь за нею через 2,5 км столб(?). Люди! Мы сюда шли 2 недели, и не дойти 2 км. Вперед!
  Но руки и носы не согреваются. Но ветер не стихает, и жить не легче. Очень холодно. Нельзя вперед. Нужно, необходимо, обязательно нужно как можно скорее спуститься, вниз, согреться. Необходимо! Эх, Маня!
   - Вниз!
  [13] Первые кусты, первые сухары. Может, не нужно далеко вниз. Завтра легче подниматься будет.
  Останавливаемся. Вялые движения. Как не хочется идти опять по снегу, рубить лапник, заготавливать дрова. Горит костер. Приходится заставлять себя оторваться от огня и идти в снег и холод.
  А потом обед, теплый огонь, сухие носки, тепло, разлитое по всему телу, и подмерзающая спина. Хочется спать. Уползаем в палатку, заворачиваемся в одеяла. Эх, Маня!
  А сегодня ведь Манин день. Встали в мерзкий холод. Кругом на траве снег. Это так было необычно и удивительно. Горел горячий таежный костер. Ели все же в палатке. Фотографы, поеживаясь, выходили, снимали снежные панорамы. Шли впервые по азимуту. Азимут 330є. Под ногами все время хлюпает вода. Где-то здесь начинается приток Печоры. На снегу быстро стынут ноги.
  Володя идет впереди и Валиной клюкой стряхивает впереди снег. Уверяет, что так теплее. Девчонки разорались. Сегодня Манин день. Поэтому сбиты в кучу все песни, где есть упоминание о Маньках, Маруськах. Поэтому они базлают на весь лес песни, где Манька хотя бы подразумевается или может рифмоваться. Все это разбавляется хохотом, ругательствами, вроде: Мань-Пупы-Ньер, Мотью-Я, грузным падением, чертыханием и холодом. Снег растаял в кедах, но новые порции снега не дают воде согреться, она, по-моему, даже стремится застыть. Под нами сплошная вода, здесь начинаются первые притоки Печоры. Вокруг замшелые могучие стволы, камни. Ноги проваливаются меж ними. С сухой елки сорвалась огромная черная птица с длинной, вытянутой вперед шеей. Тяжело хлопая крыльями, скрылась в тайге. После маленьких горных куропаток она кажется еще больше.
  Спуск кончился. Ярко-зеленое мягкое болото с редкими деревьями. Вспоминаю, что Истомин перед выходом к Печоре тоже проходил болото. Значит, река близко. Выходим неожиданно. Быстрая энергичная речка 10-12 м. Шумный перекат. Переходим по нему на другую сторону. Сырая почва, вода. . Дальше довольно крутой подъем. Пилим вверх. Постепенно все холоднее, все больше снега на траве. Снег уже на деревьях. Это их заснеженные вершины видели иногда мы в просветах, спускаясь к Печоре. Пилим вверх. Устаем, ведь идем с очень малым отдыхом: долго стоять - холодно.
  Вдруг дорога. Не тропа, а дорога, заметная, хорошая.
   - Братцы, привал на обед. Быстро делаем костерок. Я сверяю тропу с азимутом и бегу по ней. Мне не нравится, что она уходит восточнее.
  В. Якименко
  8.08.63.
  А вчера седой Урал кинул на нас снег. Осталось испытать еще только пожар. Видимости - на 50 метров. Вышли на Маню в 11 часов. Солнышко иногда пробивалось, в долинах клубится туман; на вершинах снег. Видимость приличная. Как всегда, Жора с Саней поотстали, и мы их ждали. Пихты стоят в [14] сказочном снежном убранстве и как будто недоумевают и слушают, слушают тишину и горы. А может, не мы первые попали в начале августа в снег? Кто знает. Валька убежал наверх и орет что-то громко. Бежим. Так и есть: видна вершина столба. До них км 2. Видно отлично. Обуяла дикая радость, что все-таки мы дошли и нашли! Ведь бог знает, где ходили (хотя, конечно, мы знали приблизительно). Кинулись к столбам-болванам. Там и лев, и верблюды, и Манечка, и сторож и еще... Всего 9 болванов. Великолепные, длинные, огромные, разных форм с разных сторон. Вот она природа-матушка. Чего только не выкинет на поверхность, и хотя туристы и стараются все посмотреть и не хватит всей жизни им.
  Юля
  Хорошо, что сбылась моя мечта и мечта моего друга. Мы на Мань-Пупы-Нёр - Стране каменных идолов. Как ни хранила бы ее природа и "помощь" общественных организаций - мы прибыли к этим каменным болванам. Для меня лично впечатление немного померкло, когда нашли записку школьников, но это, наверно, оттого, что мы достигли цели, прошли, что надо!
  Саня
  Наконец-то прибыли на Маню, хоть и погода паршивая до этого, но здесь как-будто кто-то подслушал нашу мысль.
  Первым видим Сторожевой камень. "Как рекрут на часах". Очень хорошо! Все красиво, и здесь, и вокруг. Панораму видим издалека. Танцуем яблочко на столбе, немного мерзнем, но настроение чудесное. Эх, и здорово бродить!
  Валя
  В холодном морозном воздухе на фоне снега четко вырисовываются столбы причудливых форм. Идешь, и тебе видится то старец, то верблюд. С приближением меняются очертания, возникают новые образы: Швейк, негритянка с серьгой в ухе, дед Мороз... Здороваемся с Маней, радуясь долгожданной встрече. Она раскатистым эхом отвечает нам.
  Меж столбами вдаль уходят синеющие хребты. Острым пиком вырисовывается Торре-Порре-Из.
  Громадные столбы на пустынном плато. И так стоят они в тишине сотни лет, изредка переговариваясь с туристами. Эй, вы! Мы рады знакомству с вами. Слышите?
  Ирина
  Столбы-останцы на Мань-Пупы-Ньер - это чудо природы для краеведов, а для нас это было эстетическим удовольствием от их величия и красоты и от сознания трудно достигнутой цели.
  Володя
  Север не смог дать нам по морде, хотя и упорно пытался.
  В. Якименко
  Самое сильное впечатление от елок в лесу и Яны-Нера. Он был такой синий, полукругом обращенный к плато. Снег и синий цвет, облака над вершинами создают могучую величественную картину. Издали столбы не производят впечатления. Ничего особенно. А вблизи неплохо! Наш с Ольгой столб: [15] кажется, кто-то взял каменный стержень, покрутил его вокруг оси, а затем расставил рожицы и проделал дырки. А издали он напоминает терем (или собор). В общем, гарем. И еще хороши белочка и Иркина Маня.
  А вы заметили, что там много морошки и голубики, но на них почему-то никто не накидывался.
  Нинка
  Самое удивительное, что мы их нашли!
  Поразили спокойствие и невозмутимость серых глыб среди слепящей белизны снега. И сосульки - как усы повисли на каменных щеках.
  А они веселые - болваны! Крикнешь им 2 раза "ха-ха", и они уже раскатываются гулким переливчатым смехом. Отличные "людишки", что и говорить!
  Ольга
  9.08.63.
  Вчера было столько ягод, но увы, болото. Встали на ночлег в сыром месте. Ночью шел дождь, трава сырущая. Идем на перевал по Ян-Пупы-Нёр. Солнце гоняет тучи, а они упорно сопротивляются, засыпая нас снегом и дождем. Черники много, но Валька упорно тащится вперед. На перевале увидели нарты, кости, черепа (оленьи). Спустились вниз - увидели чум. Опять встреча с манси-оленеводами. Все тот же Николай. Но теперь он в своей семье: отец и мать. У них 900 оленей. Чум вполне приличный, коптится мясо на улице под навесом. Манси - добрый народ, приветливый. Разговаривают с нами по-русски, а между собой по-своему. Купили у них мяса сырого и вяленого. Пообедали там же. Завхоз расщедрился: дала колбасу. Вкуснятина!
  Николай кончил всего 2 класса, а ему 18 лет. Еще один сын уехал в город (Роман). Дочь учится в 7-ом классе, ей 15 лет. Они кочуют с апреля. Через 2 дня снимутся отсюда. Чум у них собирается за 1,5 часа. Шкуры, сахи вышитые, малицы. Вся отделка очень тонкая, подобраны отлично цвета. Орнамент самый простой, но подобранные цвета контрастны: белый, красный, зеленый. Тонкая удивительная работа. Стоит патефон в углу, сушится мясо над печкой. Тут же два длинных крюка с дырками вверху - регулировка.
  Пошли дальше без дороги, по верхам. Валька повел нас на снежный перевал. Затем он спрашивал наше мнение, каким перевалом идти? Если сам решил за всех и повел по снегу. Причем, выигрыш навряд ли есть, во времени. Помчался наверх на всех парах, не все ведь могут идти так. Мы с Тайной повели остальных своим темпом, равномерным, след в след. Говорят, что хорошо увидели Маню в последний раз. Вот ведь: то не допускала нас к себе, напускала всякую метеорологию, а тут - провожает с горки на горку, не может расстаться. Понравились мы, видно, ей.
  Койп слева торчит неповторимо. Обежали мы его со всех сторон и осмотрели, где и как он выглядит. Отортен в снегу. Далеко-далеко. Неужели мы были там? Не верится. Облака всех очертаний и цветов. Смотрел бы без конца, да спускаться надо. Спуск трудный. Осыпь, снег, сырые кеды. Зато солн- [16] -це расщедрилось: светит во все лопатки. Жорка упал через голову, как он сам говорит. Оля упала всего раз. Впереди Медвежий камень, Печора.
  Решили все-таки не идти до устья Б. Порожней. Не понимаю Вальку. Торопится домой и в то же время так транжирит время. Лес хороший, все жаждут дойти до избы, и с утра можно было бы начать строить плоты.
  А мы остановились сразу после спуска на ночевку. Посмотрим, за какое время мы завтра управимся. Жора обещает привести нас за 2,5 часа.
  Бивуак устроили удивительно быстро. Всякие мелкие рацпредложения. Ужин. И вот Тайка заставила меня писать. Вообще-то правильно, а то потом не написать.
  Вот и все. Холодные ночи, плоты впереди. Что-то будет.
  Юля
  10.08.63.
  Когда человеку выпадает "счастье" быть дежурным, он перестает на данном этапе быть человеком. Это точно.
  Такие мысли посещают меня каждое утро, когда очередные "счастливцы" начинают противными голосами орать под самое ухо, что все остывает и поэтому надо зачем-то просыпаться и вылезать из-под теплого одеяла. Сегодня орет "счастливая" Нинка, ей вторит иногда Юдин. Минут через несколько, под нудное "капание" Вальки раздаются охи и вздохи, кряхтение и сопение. Суворова, как всегда, растирает свои старые кости и горько вздыхает: "Наверно, это мой последний поход!"
  Вот изверги: орут что-то во всю глотку. Ага - это Юлька просит Нинку принести ей бинты. Просит нудно, долго и оглушительно. Примерно через 10-15 минут Нинка в сотый раз переспрашивает, что от нас требуют и удовлетворенно орет: "А-а..." Наконец-то! Хохот.
  Выползаем. Массы уходят умываться к речке. Вовки, как самого "чистоплотного", нет дольше всех. Санька появляется с охоты с пустыми руками и набитым малиной животом. Позорище!
  Опять сегодня гречневая каша! .........................
  Вышли где-то после 10. Спуск. Впереди Жорка с азимутом. Дороги нет. И, наверное, не будет. Хотя Вальке кажется, что дорога справа, а Жорке, - что слева. Лезем на Медведя. По пути встречаем (?), едим "золотой ключик" и еще - сахар. Жизня улыбается. Снова спуск. Болотина. Хлюпаем - теперь уже вдоль Медведя. А черники - море. Но нам, конечно, не дозволяет поесть всласть. С тоской смотрим на остающееся после нас изобилие.
  Реке пора бы уже и быть. Санька удрал куда-то вправо, - его не видно и очень редко слышно. А мы все по азимуту. Суворова нанесла себе рану ножом в области указательного пальца (говорит, что срезала чагу) и теперь изводит лекаря и завхоза, ссылаясь на потерю крови.
  Со стороны Саньки - выстрел. Наверное, выскочил на реку.
  Ура! Порожняя! И на берегу - люди. Геологи Это их дым мы видели вчера с вершинки. Партия из Воркуты. Идут от Курьи вверх по Печоре и теперь - [17] по Порожней. Ведут съемки. Печора - в двух шагах. Вот это вышли! Жорка гордо задирает нос. А Юрка спокойно заявляет: "Ну, и что особенного? Ведь по азимуту шли!" Дикий хохот.
  Геологи по карте показывают, где находится пещера. До нее 24 км. До Усть-Шижима, где стоит кордон - 40 км. На кордоне живут 4 семьи. У них есть лодки с моторами. Еще получаем совет: сплавляться после впадения Ельмы - там поглубже.
  Благодарим геологов и устраиваемся обедать на бывшей стоянке топографов. Пока варится молочный суп, Валька разговаривает еще с геологами и узнает, что сухого леса по Печоре мало, и что вообще проще пройти 120 км пешком по тропе геологов (у них по тропе прошли 8 лошадей). Конечно, строили всякие радужные планы. В ознакомление выхода на Печору выпрашиваем у завхоза сгущенку (по банке на двоих!). Вкусно!
  Однако, надо топать дальше - "начинать пеший сплав". Приходится пока расстаться с мечтой о плотах. А ведь еще утром думали, что последний раз собираем рюки, что конец "воровству продуктов". Ан нет.
  В 6 часов сдвигаемся с места. Тропа - не ахти. По воде иногда топаем. Мокро и склизко. Но в общем-то, идти можно. До Ельмы, конечно, не дошли. В 10 вечера остановились. Опять дождик, чтоб ему. Грибница с курочками. Сушимся. Интересно, дойдем мы завтра хотя бы до Ельмы?
  Ольга
  11.08.63.
  Самый пасмурный день. Встали с дождем, и весь день он лил. И когда же он кончится? Идем в основном без привалов. Стараемся дойти до пещеры. Первое приближение к ней - Ельма. И где она, проклятая?
  Наконец-то шумит. Прошли. Значит, скоро пещера. А Ольга прошла и не заметила этого ориентира. Говорили, до лагеря археологов 8 км. Да, слишком долги эти километры. Чувствуется, что близко жилье было, т.к. следы гуляющих лошадей.
  Ура! Пришли. Трудно сдвинуться с места. Страшно холодно и кажется: промок до самой души. Ничего неохота делать.
  Разжигаем костер. Ставим варить. Немного обсохли, теперь можно и поработать. Сварили оленину и борщ, в основном было мясо. А завхоз не стал есть (почти не ел) свой собственный борщ: "Пригорел" - говорит. Немного посушились и легли спать. А дождь зверский идет и идет. Когда же ты прекратишься? Черт знает что.
  Валюша
  12.08.63.
  День, который в городе казался нереальным. Хотелось, очень хотелось, но с трудом верилось, что можно побывать в пещере, подержать в руках кость древнего медведя или льва.
  Медвежья пещера. Она расположена среди неизвестно откуда взявшихся скал, образующих отвесные стенки, метрах в 400 от лагеря археологов. [18] Вход большой. "Автомобиль влезет" - говорит Сашка. Видимо, взрывали. На камне записка геологов. (Валяются камни с цифрами) для чего? У входа и дальше записи красным карандашом.
  В первой группе Якименко В., Ирина, Тома, Валюша и я. Пролезли первые метров 15-20 - и первые кости! Сбывается! Сталатмиты небольшие, довольно хрупкие. В нескольких местах тонкие, узкие как сосульки, красивые в свете свечей сталактиты. Пролезли осторожно, чтобы не сломать их. Отмечаем достоинство плексиглазовой свечи. Она горит ярче и ровнее, хотя и быстрее.
  А какие кости! Мы с Валькой собираем их в ямку, чтобы забрать на обратном пути. Чудесную челюсть с двумя зубами (коренным и клыком) кладу в карман штормовых брюк. Боюсь ее потерять. Встречаем несколько глубоких ям (работа археологов). Местами ползем на брюхе. Жаль, кончаются свечи и время. Но со спортивной точки зрения пещера не очень интересна. Выходим на поверхность. Вытаскиваем кости. Забираю три позвонка, ребро, кость и челюсть. Валька хохочет. Хочу отнести их в УРГУ, может, скажут, что за зверь. А Валька говорит, что меня обсмеют. Ладно, посмотрим. Около пещеры вырыт глубокий колодец, вода и лед.
  А Ольга говорит, что костей нет, что она даже в земле рылась. Интересно, где же они были? В этот день мы решили: "кровь из носа", но дойти до Шижима. Люди! Это слово включает в себя большой смысл: улыбающиеся люди, хлеб, баня... Идти 16 км (по определению Якименко). А дождь льет, все тот же дождь, только, пожалуй, более сильный. От костра уходим мокрые. И снова с берега в воду, из воды на берег. И снова мы с Ольгой ведем счет. Я с трудом удерживаю первенство. В семь добрались до избы. Записи гласят, что она построена в 1961 г. Немного обсушились. Съели мясо и идем дальше. Где же ты, Малый Шижим? Дошли и до него. И дальше не пошли. Смеркается. 6 человек уходят вперед. Значит, дойдем до цели. На противоположном берегу костер, шатер и люди. До цели 7 км. Почти совсем темно. Нас ведет Юра Юдин. Идем по тропе. Как он ее видит? Ольга вопрошает (ибо Юрка идет прямо на дерево): "Ну, куда ты?" - "Тропа".
  Ольга читает стихи. Идти легче. И забываешь, что под ногами осточертевшие камни. На миг проясняется небо. Закат, а потом яркий круг луны, а еще песни. А Якименку ничего не трогает. Он идет и спит. Лишь по нашему взвизгиванию и страстному "о, господи", он просыпается в трудных местах. И вдруг слышим родные голоса! Ура, уже пришли, и девчонки идут нас встречать. Мы так и знали, что нас встретят.
  И вдруг убийственный вопрос: "А вы на каком берегу?"
  Мы так неуверенно отвечаем: "Кажется, на этом"
  Все выясняется: попали на полуостров. Все, к черту. Дальше не идем. Забираем сено из стога (какое счастье, что есть стога), переодеваемся в шатре. Доедаем остатки мяса, халву, кто-то пьет сырую воду и - спать.
  Время 3 часа ночи. Отбой.
  Нинка
  [19]
  13.08.63.
  Просыпаемся, блаженно улыбаясь. Неожиданная ночевка оказалась очень теплой, сухое сено грело, не нужно было одеял, под утро стянули даже свитера. В общем, устроились неплохо.
  А утром проснулись с солнышком. Это, оказывается, очень радостно, когда шатер приобретает розовый оттенок, и дождь не барабанит о пластикат.
  Якименко В. убежал на разведку. Вернулся по горлышко мокрый. Обход очень далеко, курья делает самые неожиданные повороты и в конце концов идет в сторону, противоположную нашему движению. Переходить вброд глубоко, пусть добегут до Шижима и подадут нам моторки.
  Все эти предложения померкли, когда Жорка попросил слова: "Нужно сделать салик, его течением будет прибивать к тому берегу, а сюда будем перетягивать на веревке". Такого еще у нас не было. Топать вдоль Печоры надоело, будем ее форсировать.
  Жора и Санька влезают в мокрые штормовки - б-р-р. На другом берегу совсем у воды стоит сухара. Рядом, но ведь переправиться надо сначала. Лучше найти на этом берегу. Стройбригада скрылась в зарослях, в шатре все еще мирное сопение. Прошло немного времени, минут 30-40 и к берегу подкатил Жорка на утлом суденышке, у которого корма почему-то расходилась веером, но тем не менее Жора восседал с гордым видом на обрубке бревна, держа в руках стройную жердину и управлял своим детищем как превосходной байдаркой. На берег высыпала толпа встречать самоотверженного курье-плавателя. Солнце способствует подъему духа. Переправлялись по одному - каждый своим способом: сидя, лежа или на четвереньках... Вдруг мотор. Лодка с двумя неизвестными. После недолгих переговоров, трое девчонок уселись в лодку - остальные должны были уехать следующим рейсом. Интерес к переправе ослабел, тем не менее Юра Юдин успел перевернуться вместе с плотом.
  Малины на берегу, как в саду. Очень скоро подали нам моторки, а через пятнадцать минут мы были в Шижиме. Четыре домика, в которых живут наблюдатели заповедника, два или три сеновала, столько же амбаров на конусных ножках - вот и весь Шижим. Домики расположены на высоком берегу, прямо из воды поднимаются отвесные скалы, подобно тем, которые не раз преграждали нам путь при траверсе Печоры. Иногда мы их проклинали, а сейчас любовались, сидя в лодке. Мы думали, что в первой население нас встретят с распростертыми объятьями - ошиблись, здесь часто появляются бродяги, так что мы не произвели особого впечатления. Правда, потом всё устроилось, нас пустила в хату старушка; самая крикливая тетя, она предложила спечь нам хлеба. Сварили и поели часа в четыре - первый раз, утром не успели. Гороховый суп был необыкновенно вкусным. На дальнейшее наметили следующий план. Ниже, километров на 6, стоят силовщики сена, к ним можно прицепиться - у них плоты на моторах.
  [20] В крайнем случае, уедут те 6, кому надо на работу. Принципиальная договоренность есть. Дело за погодой, потому что сено можно грузить только в хорошую погоду. Завтра Виктор (завхоз геологической партии, которую мы встретили на Б. Порожней) обещал подкинуть нас к сплавщикам. Итак, у нас появилась почти собственная моторка.
  Ужин был из жареного хариуса и чая. Опять тот же Виктор. Наши рыболовы разве на что способны?
  Старушка, у которой мы остановились, верит в какого-то бога, сейчас праздник, поэтому нельзя петь в комнате. Поэтому мы удалились к костру на берегу Печоры. Пели долго, до 2-х часов. Наверно, это последний костер.
  Таена
  14.08.63.
  Утром была обжираловка: завтрак из трех блюд: рисовый суп, жареный хариус и кофе с хлебом. Вкусно и много. Ольга говорит: "Мечта идиота". Наелись, отвалились и распластались на берегу Печоры, шумно вздыхая. Только Нина не очень наелась и бегает между сваленных тел. Хорошо! Блаженное, радостное состояние. Начинается 3-я стадия обжорства: люди глупо улыбаются и хохочут без причины.
  Ребята с Виктором уезжают вниз договариваться с каким-то Кукушкиным. Он обещал нас взять с собой на плот с сеном. Девчонки ушли за малиной. Жорка дрыхнет в тени. Я и Володя зашиваем свои неприлично порвавшиеся брюки. День жаркий. Девчонки набрали малины на кисель, принесли крупной сладкой черемухи.
  Приезжает Виктор, и вместе с лесником он перевозит нас до Кукушкина. Плывем вниз. Это уже домой, это уже начинается возвращение. Опять берега лесные и ширь Печоры. В голове складывается песенка:
  Вдоль Печоры, вдоль Печоры топали,
  По Печоре, по Печоре шлёпали.
  Вброд переходили, рюкзаки мочили.
  Топ, топ. Шлеп, шлеп.
  Бу-м-м! (Нинка упала)
  И в пещеру, и в пещеру лазили
  Все штормовки, все штормовки мазали.
  Кости находили, в рюкзак их ложили.
  Топ, топ. Шлеп, шлеп.
  Бу-м-м! (Ольга плюхнулась)
  И на лодках, на моторках ехали...
  Дальше не идет. Но радость подмывает, хочется как-то излить её...
  У Кукушкина наши грузят на плот сено. Включаемся к ним. За каких-то четыре часа загружен плот. Кукушкину нужно было бы два дня напряженно работать, чтобы одному погрузить все сено.
  Тут же на берегу ужинаем, а затем плывем к избе, где будем ночевать. Громадный плот с горой сена чуть тонет от тяжести. Кукушкин заводит [21] мотор, и плот пошел. Плот с мотором! Только этого еще не было в нашем походе. Вообще, наверно, еще ни в одном походе не было такого разнообразия. Каждый день что-то новое, необычное, непредвиденное.
  15.08.63.
  Сегодня мечта о сплаве становится реальной. Рубим плот. Жорка бегает и руководит постройкой. Связали плот из 10-ти бревен, наводим на нем уют: настил, лапничек, даже о дровах позаботились.
  Без особого торжества, просто и обычно выплываем в 3 часа дня по нашему времени. Впереди идет основной плот с мотором, груженый сеном. Сзади на веревке тащится наш плот и лодка. В лодку сразу же забирается Ольга с Ниной и залегают там прочно и надолго.
  Плот с мотором! Вот, оказывается, что приготовила нам судьба. Просто и удобно. Спи себе на здоровье, а он плывет, объезжая перекаты и мели. Только на этом перекате нас побеспокоили. Приближаются камни, а у нас багор используется в качестве рогульки (на нем висит ведро с кашей). Раздается крик: "Валька, хватай ведро! Жорка, хватай багор!" В полной боевой готовности проходим перекат, к сожалению, не задев ни за один камешек.
  А вокруг стаями летят утки. Наши охотники провожают их кровожадными взорами. Наконец, терпение Саньки лопнуло. Он собрал ружье, увидел утку, прицелился и кричит: "Скажите мне, это утка или не утка?" Не услышав ответа, бабахнул. Дробь прощелкала по воде, и полетели щепки. Конечно, Санька стрелял не в утку, а в корягу.
  Суоворова сидит на сене и, встряхивая лохматой головой, поет романсы. Жорка стоит с ружьем наготове. Санька с Володей зарылись в сено и спят как сурки.
  Медленно течет широченная Печора. Люди любуются берегами: "Ах, какие сухары! У-у, какой лапник!" Здесь же на плоту съедаем кашу, а потом пьем чай с оладями. И опять лежим, кто спит, кто глядит по сторонам. Надрывно гудит мотор, медленно таща плоты. Смеркается. Причаливаем. Завтра рано вставать, поэтому торопимся поскорее оборудовать лагерь.
  Ира
  16.08.63.
  Второй день сплава. Встали по-нашему в 6.30 (местное 4.30.). Рекорд подъема. Погрузились. Досыпали на плоту. Подали завтрак. В 11 часов - Унья. Кукушкин начинает нас поторапливать, наверное, ему надоедает возиться с нами. Первым делом - почта. Первые вести с "большой земли". Якименкам дали комнату. Юдина ждут на работу. Сумбурное письмо Левишки(?) обо всем сразу: Заремба в Свердловске, саянцы уехали.
  Купили хлеба - белого-белого, еще горячего. Завхоз щедреет. Второй завтрак: кус дымящегося хлеба, 6 кусков сахара, воды Печоры.
  Плывем, плывем и плывем. Нужно сегодня доплыть до Курьи.
  [22] К вечеру над рекой начинает стелиться туман. Все медленно погружается в молочно-белую пелену. Кажется, что плот ощупывает дорогу. Наша лодка, возвращающаяся с очередного рейса, кажется нереальной. Она как бы не имеет прочной опоры и витает в облаках.
  До Курьи осталось 12 км. По реке по-хозяйски разъезжают самоходки. Одна из них, заметив медленно движущуюся громадину с прицепом, подкатила к ней, фыркая водой, подцепила и поволокла. Скорость прибавила заметно. Примерно через 40 минут засверкали первые электрические лампочки Курьи. Быстренько выбрасываем свой скарб. Кукушкин поторапливает. Кажется, он очень разочарован, что мы ему не платили. Ну и пусть. С его стороны это была услуга, почти ничего ему не стоящая. Истинная добродетель не нуждается в подачке, а корысть нечего поощрять.
  Ночуем в школе. Четырехлетка, один класс на всех. Свежевыкрашенные парты, скоро 1 сентября. Разбрасываем шатер, 12 человек в ряд и - спать.
  Таена
  17.08.63.
  Утром узнали, что из Новой Курьи можно улететь самолетом. Дошли туда пешком. На аэродроме ребят в штормовках приняли за зеков. На самолет - безнадега. Вечером машиной подвезли нас км 20 по старому Екатерининскому тракту. Дальше идем пешком, надеясь выбраться в Петреново.
  Ночной переход. Идешь и спишь на ходу. Оттопали км 30, пересекли узкоколейку и остановились на ночлег. Надеемся, что завтра сумеем уехать в населенку. Завтра - воскресенье, вдруг у зеков выходной день и они не приедут сюда?
  18.08.63.
  Ту-ту! - Чух-чух-чух-чух.
  В палатке зашевелились. Идет! Сквозь палатку светит солнце, сквозь сон слышен стук колес на узкоколейке. Ура! Есть надежда улететь сегодня в Соликамск. Валька Як. лезет наружу из палатки, что-то спрашивает у паровозников, и массы начинают шевелиться.
  Да, погода явно "испортилась" - несмотря на ранние часы - очень тепло, красота вокруг неописуемая, солнце, синее небо - почти в первый раз за поход такое утро.
  Наскоро снимаем шатер и начинаем разводить дебаты о приготовлении грибницы. Часа через полтора "кукушка" привозит на работу зеков. Впопыхах едим грибы и с ведром чая садимся на платформу. Поедаем все, что можно, и в самом благодушном состоянии смотрим по сторонам и поем про дорожку длинную и узкоколейную.
  В Гаревке на перегоне разговорились с зеком, отсидевшим 1 год. Рожи у них у всех кирпича просят, они сами коричные, мускулистые, бритые.
  Скоро паровозик гудит нам в последний раз - Петрецово. Сходим с платформы походкой захудалого пенсионера, и вообще мы сегодня как заморенные лошади.
  [23] Да, забыл самое существенное. Сегодня Нина именинница, ей заплели в гри(?) красные тряпочки, выдали зековскую "парадную" шапочку. Нинка на высоте требует у фотографов портрет персональный. А я бы ее отругал: сумела родиться в День воздушного флота (самолеты-то не летают). В ее честь сегодня аэродромщики пьяные.
  Юрка выкинул очередную шутку - на аэродром сходил с рюкзаком и вернулся на станцию с ним на спине. Долго уговариваем друг друга дойти до аэродрома. Вереница из двенадцати носов подходит к биваку с часовым разрывом между передними и последним. На этом месте начинается обжорство, стирка, спячка, сушка, чинка и вообще "черт знает что".
  А сейчас Валька ходит и уговаривает: "Давай ставить шатер!", а себе лежу, пишу и не хочу подниматься. Не понимаю Жорку - ушел на охоту в такую жару. К вечеру из Петрецово со словами "ну старикан, ну Калиныч" - вернулся Юра. В чем дело? Оказывается, у нас снова будет в этом месте дом отдыха. - Народу на аэродроме 16 человек, еще 20 учителей на Чердыню. Самолётики 5 местные, спецрейса не будет. Ну, не будет, так не будет.
  В это время в нашем лагере и на берегу оживление - девушки меняют прически, Володя штаны. И все это по случаю "всего лишь Нинкиного дня рождения". Но вот Валюша заставляет меня разжигать костер, чтобы готовить праздничную лапшу и чай (пей - не хочу).
  И вот, как пава, выплывает из шатра Андреиха, становится в профиль и в анфас, хвастает модной прической с белой лентой через всю башку. И вот начинается торжественная часть вечера, преподносятся подарки: бутылка "Шампанского", стихи Гнедича с 11-ю подписями участников похода и.т подобное. Меню званого ужина весьма обильно, попробую его перечислить, не вините, если чего не напишу. Итак:
  1.Лапша. (Из следующих компонентов). Истинно лапша из кулька, вода из Колвы, тушенка из 2-х банок, соль из мешочка, масло из банки.
  2.Хлеб.
  3.Чай.
  4.Печенье.
  5.Шоколадки (дар завхоза).
  6.Шоколадные конфеты
  7.Финики (дар Юры Нине)
  8.Сахар (в чае).
  9.Варенье "Персики" из Китая.
  Дальше я уже не помню. Все прятали недоеденное варенье по кустам, а Якименко подглядывал. У Ольги была 8-ая стадия обжорства - с ней было бесполезно мечтать о зефире или о маринованных грибах - объелась. А у завхозины нет еще и первой стадии - голодными глазами смотрит на то, как Володька макает печенье в варенье (он тоже не наелся). А я [24]попробовал себя на устойчивость, переворачиваемость и пополз в палатку. День кончился, и только у костра чесалась именинница.
  Саня

5 августа.1966 г. Пятница.

Начальник говорил, что подъем в 9, а поднялись в 10. Накормили нас почти царским блюдом: бефстроганов из оленины, отъелись и сдвинуться не смогли. Вышли часов 12 дня, оставив лабаз с личными вещами и 2-х дневным запасом продуктов.
Пошли в направлении на юго-запад. Вышли на гору, с которой начинает течь река Пурма. Ходил в долину Пурмы. Снежники, курумники, завалы – все прелести тайги. Ружье за плечом. Шарахнул я какую-то птицу, но вмазал и принес только ноги и хворосту на перевал, где мы ночевали. Пришли наши с останцев на Пурминском камне. Сварили поесть и - спать на обрывистом склоне перевала. Первый paз. Красотища вечером в горах ! В небе как будто вся палитра смазана. Гумпкалай на востоке розовый-розовый, как Иван-Чай. Нa перевалах к северу в горах такие пастельные тона, которые описать даже трудно, далее голубые краски. А там на востоке встала ярко оранжевая щербатая луна. Пройдя облако, луна как бы умылась, и из оранжевой стала ярко золотой. В общемто, неплохой денек был.
Санька.
6 августа. 1966, Суббота.

Наша палатка стоит на перевале. Вниз обрывается долина Пурмы. Вода в истоке пресная, ледниковая. Само собой, рассвет проспали. 8 часов. Боже, боже ! Зачем меня будят ? Никакого личного покоя.
Поели маслица с гороховой кашей и пошли. Очень жарко, хотя ещё 10 час. Поднялись на Поримонгит-Урр. Понемногу группа разоблачается и - топ-топ в купальниках. Внизу долина Вишеры. Безлесные крутые берега. Деревья начинаются километров на 7 ниже по реке, зато плантации ягод. Глянешь под ноги, и замрет твое исстра- давшееся по витаминам и глюкозе сердце. Ну, как не остановиться!
Душно. Моя белобрысая голова постепенно размягчается. Горы кажутся серо- коричневыми, солидными, слегка облысевшими. И вот в одну из подобных тяжелых- минут в 12 ч./нашего времени/ мы окунулись в живительные воды истоков Вишеры /на полтора часа/. Каждый плавал по мере своих способностей: Олег, окунув в воду преимущественно голову, а Ткаченко - правую не разутую ногу. Спускаемся дальше вниз по Вишере. Идти легко. Берега светленькие, чистые. Через два перехода обед, немного переждали жару, сходили в разведку. Иринка с Витей тропу не нашли. Про- шли примерно половину /15км/. Уже покусывают комарики. Одеваемся и выходим. Привалы частенько бывают безвременные, нелегко отказаться от даров природы в лице красной смородины.
К вечеру небо опускается, затягивается и начинает капать дождик. Теперь водица доставляет минимум наслаждения. Плюхаться в воду и плескаться захочется лишь любителю. Нашлись. Не издав ни звука, в один из притоков рухнул Саня. Спасательные действия Ткаченко привели его к устойчивой позе на четырех точках опоры. Дальше все шло, как по маслу. В следующем притоке мягко сел Витя. Все-таки мужская солидарность - не шуточки, и уж совсем не фунт изюма. Под отчаянные кри- ки девушек: "Олег, держись. Ты у нас теперь один!”, Олег стал сильно крениться и встал на четвереньки. Полный порядок. Идем дальше. Хотим дойти до 2-го притока Вишеры на левом берегу. Время позднее, останавливаемся. Но как позднее выясни- лось, далеко /порядка 5-км/ не дошли даже до первого притока.
Люда.

7 августа.1966 г. Воскресение.

Сегодня я дежурный. Разбудили они, мавры, меня вместо 6 часов, в 8. Ну что за безобразие. Начал я завтрак делать. Ткаченко с Людой в разведку ушли. Сегодня мы должны были пойти на Сампал-Чахль. Трудно доступная вершина. Да я думаю, это все ерунда, поднимемся. Сделал я, значит, половину завтрака и начал их, мавров, будить. Знаю, что пока поднимутся, целый завтрак сварю?
Сварил я завтрак, стали вылезать по одному из палатки и пошли на речку, девочки мыться, мальчики купаться. Искупались и стали завтракать. Ели кашу пшенную. Эх, и каша была, губки оближешь /сам себя не похвалишь .../.
А потом разведчики вернулись. Оказывается, что мы от Сампал-Чахль далеко- далеко и ещё нам идти большие переходы... Стали они завтракать и подсчитали, что съел каждый по восемь столовых порций. Ну и ну, ну и животы у этих мавров, про- сто поразительно.
А потом сам собой получился диспут о романтике. Это такая штука, когда на- ходишь необычное в обычном. Это Витя выдвинул, все согласились, но я думаю, этого мало. Ведь необычное в обычном можно и в городе найти. На кой черт нужно в горы лезть. Зачем люди гибнут в борьбе за новое, зачем они переносят все трудно- сти и лишения, когда можно довольствоваться городским уютом.
Решили пройтись несколько километров, подойти к Сампал, а назавтра его взять, если позволит погода. Ну и переходик был! Идешь, глядь - а впереди никого нет, глядь по сторонам, а все пасутся под елками на ягодниках красной смородины. "Витамины", - говорит Люда, “Витамины" - и сама первая кидается на штурм новых плантаций. Так и шли до слияния двух Вишер. Решили лечь рано. Подходит срок - сразу чувствуешь : бегает Ткаченко и уговаривает ложиться спать. Но не тут-то было, каждый находит свои дела. Вот уже полгруппы лежит, снова высовывается голова Ткаченко и снова в сотый раз повторяет, что нужно спать, даже дневник не дает писать. Ну, ладно, иду спать. Впереди вершина.
О. Симон.
8.8.66. Понедельник.

Высунь голову из палатки, и на тебя накинутся тучи комаров. Правда, в па- латке этой твари тоже хватало сегодня, поэтому проснулись все покусанные, не выспавшиеся и злые. Но вставать всё же надо, сегодня восхождение. Но небо серое, хмурое. Пошел дождь. Мы шлепаем на Сампал-Чахль, мокрые до пояса от высокой травы. Уже пахнет осенью : желтые ветки у берез, красные черничники. Попали в туман, ничего вокруг не видно. Какая уж тут вершина. "Полаяли” на гору, на туман и повернули назад. Выскочили на большую Вишеру и обратно в лагерь возвращались прямо по реке, по воде, взявшись за руки. Что же теперь делать : сразу же сниматься и идти дальше или . подождать завтрашнего утра ? Может, облака поднимутся выше и мы ещё сумеем взять Сампал-Чахль? Так и решили. Пообедали. Каждый занялся своим делом : дежурные моют посуду, ремнабор чи- нит обувь, остальные спят. Не успели выспаться, как им подали ужин. И даже время для песен осталось после ужина. Все сидят у костра и то один, то другой взглянет на небо - что оно принесет нам завтра ?
АСЯ.
9 августа. Вторник.

Хотели с утра пойти на Сампал-Чахль. Но это мы хотели, а Хозяин гор - нет. Небо вначале проблескивало, а потом закрылось напрочно облаками. Санька залез на кедр, думая оттуда больше увидеть, и кричит мне : "Иди сюда !". Это я-то на дерево ?! Нет уж, увольте. Хватит с меня деревьев. Да и нового ничего Санька не увидел.
Дошел дождь. Значит, вершина закрыта. За полчаса (это для нашей группы та- кое достижение !) собрали рюки и ринулись прочь от горы. Только отошли - выглянуло солнце и зубчатый склон Сампал-Чахль. Разинули рты. Олег говорит : "Пошли обратно". Устроили референдум : куда идти ? На север или на юг ? Стечение обстоятельств указало путь на север, к Ауспии. Вот и шлепаем по болотам вверх по Западной Вишере, пользуясь звериными тропами. Выше зоны леса идти стало проще : ни тебе завалов, ни комарья. Только здесь увидели вершину Сампал-Чахль : широкое плато со стенами останцев. Там, в районе слияния двух Вишер, клубятся тучи, слышен гром. Дыра, как сказала Галка.
В обед часто слышались вопли типа : "Ну, поели, теперь и пообедать мож- но.", "Теперь наравне с голодными.", "Ел - не ел, за столом посидел." Потом были многочисленные хождения по курумникам. В одном месте Саня с Витей разрыли гору и достали воду.
Темнеет. От солнца светятся красным облака. От нас на горы ложатся длиннющие тени. Холодает. Но мы настроены решительно : всё равно дойдем до останцев с дровами и водой. Парами, как в датском садике, шлепаем по горам. За поворотом спинами динозавров встают скалы. Одна горка, вторая, третья... Камни... камни... Наших останцев всё нет и нет. Темно совсем. Тут-то и показываются те самые останцы, к которым мы стремились весь день. Мечта идиотов сбылась.
И. Т.

10.8.66 Среда.

Проснулся в 7.30 (по-турецки). Рано. Решил полежать ещё полчаса. Уснул и, разумеется, проспал. 10 минут. Вставать неохота. Спалось так сладко. Вылез из палатки, небо голубое. Солнышко светит во всю Ивановскую, но на высоте около 1000 метров не жарко. Стали с Галкой разжигать нашу печку (мы с ней дежурим), закрыл я опять амбразуру. Кое-как развели огонь. Сварили завтрак. Взял я опять на себя самую противную работу - будить наших сонь. Пренеприятнейшая работенка, неблагодарная. Предлагаешь людям горячий завтрак, а они поворчат, перевернутся на другой бок - и пошел опять свист. Ведь не будешь же поливать их водичкой. По- ка варили кофе, ветер изменился, печка еле горит. Пришлось изображать ветер. Это почти удалось.
Поели. Вкусно. Даже похвалили. Ничего удивительного, за Галкиной спиной можно получать похвалы. Полусонные начали укладываться. Я был последним. Все столпились вокруг меня и смотрели, как я завязываю ботинки.
Потихоньку пошлепали. Увидели грибы. Решили собирать их, предвкушая жареные грибы. Я, естественно, как ярый грибник, отстал. Не могу пропустить, а вижу их кучи, за что и получил от начальника втык. Идти трудно, хотя всё ближе и ближе к "дому". Ветер противный, задувает страшно, свистит в ушах. Друг друга в 10- ти шагах не слышно.
Так и дошлепали потихоньку до 1079. Перед этим поели (закусили салом и халвой). Пошли вниз - и стоп. Голубика. Тормоз на пути к кедрам. Оставили Галю и Люсю собирать ягоды на кисель и варенье.
Пришли к кедрам. Здесь кто-то был. Пихты нарублены на дрова. Ну, и народ ! Ничего-то они не понимают. Ушли, кажется, по нашей тропе вверх. Пришлось нам с Саней после дров заняться женской работой - ломать лапник. Девчонки сели сразу чистить грибы и заводить тесто на лепешки (сухарей у нас уже нет).
Все почему-то злые, огрызаются друг на друга (видно, сказывается близость дома). Даже я огрызнулся на Люсю и Васю - не хочется мне чинить Людмилины кеды, да и свои тоже.
Олега с Саней послали на перевал (тяжкая работа, я думаю, посмотреть за- писки и нарвать букет, на это нужно двух парней, не меньше). Я же, из соображе- ний моей незаменимости (ремнабор) опять остался один с девчонками.
Костер сзади дымит, Ирен что-то рядом мурлычет, Ася стряпает, нач. перебирает рис для грибницы, которую она стала варить, несмотря на бурные протесты со стороны масс.
Послышались выстрелы сверку. Ася ехидно усмехнулась : "Олег ведь на одну птицу тратит по 4 патрона". Выстрелов было 6. Раздались кучно.
Повара занимались кухней : пекли, варили грибницу, варенье. Все эти запахи раздражали мой нюх (обоняние). Я сидел и зашивал все-таки свой кед, который после столкновения с острым камнем раскрыл пасть.
В 21.15 -пришли парни. Впереди Саня о серьёзнейшей миной нёс 3-х птиц : 2- х куропаток и тетерку. Сзади вышагивал Оля, чуть сдерживая смущенную улыбку. Вот мы и спасены от голодной смерти... А предстоял грандиознейший ужин из миллиона блюд.
Рубанули от души грибницу, затем чай с лепешками и голубичным вареньем.
Обожрались. Девчонки даже легли. А ещё жарились грибы. Вот страдания-то. Но мы кадры те, всё вынесем. Не дадим пропасть.
Сытый Саня вытащил гитару и запел всякое... Я сел чинить дырищу на штанах.
Настроение полусонное. Пора и мне кончать. Завтра много шлепать по Ауспии.
Витя Ш.

11.08.66

Расстаемся с кедрами. Сегодня идем обратно. До Северного-2 вместо 3-х дней должны идти 2. Под конец похода расходились (за один новый день пройти два ста- рых). Хорошо !
Жизнь довольно пестренькая. Давно уже (1-й день) не видели мяса, а тут сразу 3 Олеговых ути-гуси на завтрак. С течением времени дичь становится моложе
/подстреленная/. Ткаченко сварила шикарный суп и чернично-голубичный кисель. Разбудили меня рано : почти добровольно хотела печь блины, но костровой Олег за- хотел это сделать сам. Согласилась. Что ж, ученье юношей питает! Тем паче, на кулинарном поприще. После завтрака двигательная способность группы резко упала. Вероятно, такое состояние называется упадком сил. Походили, повздыхали, забинтовали больные ноги. Надо уходить. К кедрам привыкли и возвращались сюда, как до- мой. Здесь и лес кажется роднее. Поэтому капельку грустно. Но оленьи рога прочно привязаны к рюкам, выброшена за ненадобностью гербарная сетка - хватит молчаливым укором висеть на спине ботаника.
В путь. Идем вниз по тропинке. По ней ходили люди после нас, и она стала как дорога. В березняке сбились с тропы, но быстро её нашли. На привалах фотографы гуртом ловили кадры. Опомнились, наконец. Осталось половина пленки. Я саркастически смеюсь. Нет им теперь прощения, нет! Пускай любым способом соединяют мою голову с останцами. Ох уж эти разбитие судьбы несбывшиеся мечты. К обеду прошли первый день. Через полтора часа устроили черничный привал. Прошли еще немного, и недалеко от охотничьей избушки /там были медвежьи шкуры/ остановились на самом берегу Ауспии.
Люда.
12 августа, пятница.

Встал в 7 - дежурный. В 7.20 развел костер : отсырели дрова. Минут 30 спустя поднял Людмилу. Удивительно, но факт: встала с первого упреждения. Варили пшенку и какао. В 8.15. стал будить толпу, завалив палатку; ругались страшно, чуть не "по Чехову" и вставали долго. Кашу не смогли доесть. Закормлены с вечера-остатки аннулировали.
Вышли в 10.40. Только вышли на тропу, встретили 2-х лесоустроителей. Задали вопрос, как сыграли наши с Португалией? На нас посмотрели, как на дикарей: прошло чуть ли не полмесяца, а мы не знаем, но меня интуиция не подвела. Пошли дальше, перешли Ауспию и пошлепали по визире, потом нашли тропу. У избушки на берегу Лозьвы встретили геолога. Варили кисель из черники. Потом поблудили на болоте и в 9.10 вечера пришли в Северный 2-й. Перед тем, как в него войти, наши девушки долго прихорашивались. В Северном устроились в избушке у геологов, где и ночевали.
Санька.
13 августа. Суббота.

Встали, как всегда, позже, чем хотели. Порочная практика? Ее надо ликвидировать в самом начале. Сегодня нам строить плоты. Встали, поели, и начался великий диспут о том, как строить плоты: на стрелах или на тросах - это был гвоздь программы. После полудня все-таки решили строить на тросах из-зa недостатка времени.
И тут началось! Огромное костровище, внутри ярко-красная змея клубком свилась - это трос отжигается. В это время парни, т.е. мы, подбираем бревна, скаты- ваем вниз и перетаскиваем по берегу, яки мавры. Вот бревна были сложены, оста- лось "только лишь" их вязать и тут ! Страшный удар ожидал нас в лице Галки Баталовой. Она заявила, что это стволы не сосен, как мы думали, а лиственниц, кото- рая почти не плавает. Что ж, погоревали мы, погоревали и начали сосны искать.
Брали мы бревна из штабелей, которые заготовили для сплава леса весной. И вот только к вечеру закончили мы первый плот. Завтра с рассвета за работу.
Да, при строительстве несколько раз звук летающего вертолета привлекал наше внимание. Красиво идет, поблескивая на солнце. Сядет, не заглушая мотора, выгрузит людей и ящики с чем-то, и снова в воздух. Шла переброска партии геологов с Ахтыла в Северный 2-й.
Олег.
14 августа. Воскресение.

Унылое осеннее утро: небо все затянуто облаками, и моросит мелкий дождик. Парни встали рано - ведь основная тяжесть строительства плотов ложится на них.

Поднять девчат было, конечно, нелегко, особенно наш колхоз. У костра осталась только Ткачек, дежурная, остальные вертятся около плотов. Так заработались, что не слышали даже Иринку, звавшую завтракать. Только позавтракали, все моментально исчезли : никому не хотелось печь блины. А их и не пришлась печь, т.к. договорились, что привезут хлеб из Ушмы. Собирались закончить плоты к обеду и выплыть, но хлынул сильный дождь, и пришлось всем спрятаться в старом домишке. Мы болтаем, пережидая дождь, а время идет. Уже ясно, что сегодня нам не выбраться из Северного 2-го, поэтому Галка бежит договариваться с лодкой. Быстрые сборы, и мы машем ей вслед. Теперь нас осталось семь человек, и все время кажется, кого-то нет.
Окончили строить плоты, переоделись, греемся у костра. Подошла группа подольчан. Они поднимаются вверх по Лозьве на байдарках. Начальство сразу же после ужина ушло к ним, бросив группу. А тут пришел зек из Ушмы. Но слишком неприятное впечатление они оставили при первой встрече, поэтому девчата отсиживались в палатке, хихикая друг над другом. Стелили спать, когда глаза сами слипались. Что- то у нас получится со сплавом?
Ася.
15 августа. Понедельник.

Правду говорят: понедельник - день тяжелый. Ох, как это верно. И надо было нам отплыть именно в понедельник. С утра уложили рюки, попрощались с геологами, геологинями, лесоустроителями, получили кучу пожеланий доброго шути. Привязали рюки, закрыли их полиэтиленом. Плоты идут в следующем составе:
а. Коновалов - Лубенская.
б. Колхозники : Никифорова, Стукач, Ткаченко. в. Симон - Шейнгезихт.

Торжественный момент отплытия. Мы столкнули свой плот по слегам в воду, оттолкнулись на глубину, мечтая поплыть... Не тут-то было! Наша телега медленно погружалась на дно, постепенно покрывая ноги водой вплоть до колена. Мало того, судно имело очень плохую остойчивость. При малейшем повороте головы плот кренился градусов на 45 то в одну, то в другую сторону. После некоторых судорожных движений на плоту перспектива купания в одежде стала чересчур близка. Тогда Ася и Люда смело ринулись в воду, одна по одну сторону плота, другая по другую. Люда, шепча что-то типа: "Хватит с меня этого плавания, я уж лучше по бережку.”.
Выбралась на сушу и потопала вниз по течению реки. Ася же вернулась на плот. Двоих плот ещё как-то терпит. Движение по реке было весьма мучительным, вертлявым плотом невозможно было управлять. Наши старания сводились к тому, чтобы только удержаться на плоту. Через 200 метров все плоты причалили и берегу. Мнение всех было единодушно: на таких телегах плыть нельзя. Дальше мнения разделились: одни предлагали довязать ещё бревна и сплавиться, хотя бы до Ушмы, другие настоятельно просили прекратить это баловство и топать пешком в Ушму, не теряя зря времени
Подыскивали сухары. Сгоняли Асю к геологам за гвоздями и тросом. Ребята стали подводить бревна, а девчонки - искать и пилить и тащить сухары. Готовые плоты решили опробовать /бревна были приколочены гвоздями/. Троих он выдержал, а когда сел на плот еще четвертый, раздалась команда: “Спасайся, кто может !". Саня в тельнике кинулся в воду, спасая пассажиров. Тогда было решено, бревна вязать по-настоящему и не менее двух на каждый плот. Ребята работали до самой тем- ноты и даже немного в темноте. Но теперь все было надежно: плоты держали нужное количество людей. Надеемся завтра продолжить сплав.
Ну и везет же нам! Девчонки в лесу встретили Степаныча, который сказал, что широкие плоты не пройдут. Мимо нас на моторке проплыл Изосим, Вася с Зеком
/старым знакомым/. Ира с Людой почему-то больше всех стыдятся за то, что мы не могли проплыть больше двухсот метров. Но что делать?! Понедельник - день тяжелый.
Ира Тк.
16 августа. Вторник.

Собирались парни встать пораньше, но так умаялись вчера, подводя бревна, что встали позже дежурных /меня и Ирен/. Ася с вечера не накрыла бревна, и они намокли. Пока возился с костром, вышел из палатки Саня. Поставили вариться горох
/Людмила еще с вечера была против него, но ничего - есть-то что-то надо/. Ира еще не встала. С ней спят и гренадеры. Ждут пока подведут одно бревно под наш плот и сварится завтрак. Ну и пижонки ! А кто-то собирался вставать в 8.00 по-турецки. Саня с Олегом нехотя одевают мокрые штормы и полезли в воду. Оставалось на берегу последнее бревно... Горох сварился отличный, кофе тоже. Но все это почти остыло, когда сели есть, т.к. ждали ребят. Теперь все плоты способны плыть дальше, воды на них совсем чуть-чуть. Поели. Все хвалили горошницу. Приятно получать похвалы прямо по адресу. Стал накрапывать противный мелкий дождик. А я дико не люблю сырость. Но плыть-то надо. Пришлось укладываться на дожде.
Наконец-то отплыли от Северного. Мы с Олей, как всегда, последними. Но быстро оказались впереди. Два первых плота сели сразу, а мы прошли легко. Долго ждали девчонок. Почему они так долго возились с плотом, не знаю. Наконец спихнули. Поплыли дальше. Скалы вдоль берегов мощные, лес красивый, да и река не дает скучать. Сколько раз садились на мели, я не буду перечислять, скажу одно, со стороны это явно веселее смотримся. Скажу за нас с Олегом. Пихаемся мы дружно, силушка есть. Пихнулись - заскрежетало. Толкаемся шестами - сидим. Надо лезть в воду - дико не хочется. Грустно глянем друг на друга - и в воду... На других плотах тоже вроде нашего. Только "Привет из Бердичева" легче проходит везде.
Плывем. Весело. Ноги мокрые, тоже весело, только наоборот. Мы с Олей сначала толкались вперед. Но потом я забастовал, и мы бросили это дело, плыли, куда несло. На скалу если, то шестами от нее отталкивались и дальше. Уже перед самой Ушмой встал я за рулевого. Вижу впереди береза. Говорю: "Камень, кажется". Отвернуть не успели и сели. Стало нас крутить. Догоняют нас девчонки, спихивают нас и сами садятся. Ну и дела, ведь говорили же им, чтоб обходили слева. Так нет, видимо, захотели попробовать на деле технику сползания с подводных камней.
В Ушме с нами здоровались очень многие, видимо, помнят еще с приезда.
Наелись в столовой здорово. Но потом можно было и ещё бы. Подкупили продуктов. Поплыли дальше. Местные жители сочувственно вздыхали. Но мы к этому привыкли. Нас этим не прошибешь. Стало темнеть. Встали на ночевку. Слева скалы, освещенные лучами заходящего солнца. Справа то ли заливчик, то ли речушка, впадающая в Лозьву. Пили какао. Ели каменные пряники. Вот так закончился наш первый день на воде.
Витя.
17 августа. Среда.

Стало быть дело было так. Проснулся часов в 9, а может быть в 10, кто его знает. Ну, стало быть, откупорил глаза, отпросился у начальника и поплыл на про- тивоположный берег за веслом /его с вечера заметил на том берегу/. Поплыл в костюме папуаса: трусики, кеды и тельник. Полез в гору на том берегу, страшные осы- пи. Дошел примерно до места, где видел весло, а склон градусов 70. Очень тяжко спускаться, но спустился и достал весло. Хотел пойти обратно берегом, но не смог: пришлось лезть вверх. Переплыл в лагерь, там все почти собрались.
В 12 выплыли. Начальник с очень серьёзным видом давай толковать, что вот де через N-ое количество километров - 41-й, по-видимому, квартал и т.д. Стал пугать Шайтан-ямой, Черным перекатом, Жидовским. Ближе к вечеру подплыли к Шайтан-яме, как нам посоветовали, плывем ближе к левому берегу. Прошли – и никакого страху. Камень средней высоты, метров 30, на правом берегу на него тащит не особенно сильная струя, но управляться в ней шестами трудно. Дальше нам ничего не оста- лось, как пройти Черный перекат. Да, чуть не забыл, невдалеке от 41-го камни Семь братьев, интересные по расположению. Два самых больших как бы прикрывают собой остальных маленьких. Ну, а за Черным перекатом доплыли до 53-го, от него сразу Жидовский, который мы почему-то назвали "Привет из Бердичева". Часов в 10 подплыли к интересному месту: река разбивается на несколько рукавов, в какой идти ? Пошли по Олегову настоянию вправо и прошли хорошо. Резкий поворот вправо, струя несет на деревья в правом берегу. Ну вот, вроде и все, ведь вскоре встали и на ночлег.
Саня.
18 августа. Четверг.

Быть или не быть? Доплывем до Вижая или нет? Проблема жгучая. Парни спорили аж на кружку пива. С вечера Санька хотел протолкнуть мысль, что если встать по- нашему да по-турецки в 5 часов /ох, нелегко!/ и выплыть в 6 часов, то к двум дня будем в Вижае, а там, глядишь, и Свердловск на сутки ближе.
Уныло переглянулись, вопросительно посмотрели на Санечку и отодвинули сроки на полтора часа. Санька встал первым и один готовил завтрак, весьма приличный. И все же дружно проспали. Ноченька была холодная, знобительная, звездная с инеем, и вода в ведре утром застыла. Заспанные с заплывшими лицами собрали чемоданы и выплыли без малого в 11 часов. Шаня с Олегом, чтобы не скучать, с вечера посадили плот на этакое симпатичное бревно и утром долго не могли стронуться. На советы огрызались. На личную инициативу сели, с нее же и слезли. Похвальная самостоятельность. Неожиданно наш, девчоночий, плот выплыл вперед всех, проскрипел по мели, качнул крылышками севшим на мель Саньке с Ирой - и был таков. А зачем нам такая ответственность? Да и одиноко как-то. Через два поворота причалили и дождались попутчиков, прикрепились к ним гвоздями, скрепили триумвират шестами и запели. А вокруг тишь да гладь. Попели-попели, глянь впереди перекат. Сели по- рознь, все. После этого дух передовизма у нашей "Марфуни" начал быстро угасать, и мы привычно потащились сзади. Мы с Аськой шустро бегали по берегу, обгоняя плот /что бы согреться/.Река становится неинтересной, шире, спокойнее. Появился простор для творчества. Плот пишет частушки на злобу дня. После обеда пошел дождь. Опять плывем, опять я топаю по бережку, по уши промокла. Мало было драных мокрых пяток. Зато встретили смородину. Позвала Витьку с Олей. Причалили, покушали смородинки. Олег быстро оценил обстановку, назначил своим ВРИО на плоту и вдарил по бережку, хотя я отчаянно вопила и ни за какие коврижки не соглашалась. Виктор был в гневе. На меня цыкнул и сказал, чтобы я не командовала, а навостри- ла уши топориком и слушала его. Конечно, замолчала я в основном от изумления.
Долго ли, коротко ли, но добралась я до своих девчонок.
Впереди до Вижая, в основном, не страшная дорога. Остались только топляки. Становится прохладнее. До Вижая 3-4 км, в основном плесы. Решили бросить плоты и идти пешком. Может быть, успеем в столовую. Хоть наша полузатопленная "Марфуня" потрепала нервы, расставаться с этой "чертовщинкой" жалко. Тропа до Вижая сначала была завалена, вся в каких-то колдобинах, ажно усомнились в правильности выбранного пути, потом стало получше, но все-таки ни в какое сравнение с мансийской тропой на перевал. Вокруг полусумрак, сквозь заросли не продерешься. Как в сказке: станет такой лес на пути и не пройдешь. И тем удивительнее кажутся чистейшей белизны березки.
Проморгали поворот и пошли вдоль Вижая. Повернули обратно, взялись за ручки и перешли его вброд. В поселок ворвались с бешеной скоростью, такими ободранными, что, кажется, свистни кто из наших - и жители поселка посыплются врассыпную. В столовую опоздали, ночевать устроились в клубе. Сторож, старик-немец с сильным акцентом, с любопытством разглядывал нас, хлопал руками, делал круглые глаза и в конце концов дал мат гимнастический. Ох, спали же мы!
Ужинали черным хлебом вприкуску с сухофруктами. Молока не достали. Вот и всё.
Считайте, что маршрут окончен, в основном.
Вечер на удивление мирный. Малость побели, допили спирт ( с гулькин нос ).
Уже с полузакрытыми глазами забинтовала потрескавшиеся ноги постоянного пациента-начальника, сложила целёхонькие таблетки (никаких таблеточных заболеваний, кроме головной боли, юморочек?) и пошла спать.
ЛЮДА НИКИФОРОВА.
19 августа.

Вот и встали рано поутру, умылись и - в столовую. Шикарный завтрак был, одни пышные лепешки чего стоят. Сане только не досталось, так как ел первым. Переживает, бедненький. Требует у завхоза в обед двойной порции лепешек, если будут, конечно.
Из Вижая собираемся выехать в 2 часа, а сейчас кто-что. Я лично вымыл грязные ботинки и остатки от носков, они на поленнице сушатся, ну, и пущай себе сушатся.
А мы письма получили, читали, радовались, ведь приятно после тайги о друзьях узнать, добра все желают. А Иринке вырезку прислали из газеты. "Как Мао переплывал реку Янцзы". Вот дает старик, все мировые рекорды побил. Даже на соревнования все приглашают, жаль только, что там на соревнованиях течения то нет.
От Вижая до Ивделя интересно ехали. Сперва останавливались часто, дорогу делали, лежневку то-есть. Один раз застряли. Крепко же сели. Все мужчины тащили - не вытащили. Пришлось девчонок на помощь звать. Как приложили они белы рученьки к автобусу нашему, так враз и вытащили.
А вообще весело было, кто спал, кто носом клевал. Я же после обеда чуть прикорнул на полчасика - дневной сон, то есть, устроил. А какой обед то был, стола не хватило, целых три заняли. Ужаснулся я, да не стал от других отставать, так наелся, что при выходе из столовой рухнул наземь, в лужу. Санька решил было подбодрить, но в ту же секунду тоже шлепнулся, а кто виноват - всё завхоз наш Ася- Вася. Ведь единственный чистый костюм был и тот извозил. Закон ехидства, ты всемогущ, и нет от тебя спасения.

В Ивделе сразу все в кино побежали, лишь только рюкзаки в школе бросили. “Хижина дяди Тома” - хороший фильм, жизненный.
Завтра ту-ту-у-у-у, домой, но мне уже опять в лес хочется, хоть еще на месяц.
И сухари мне не надоели, и каша перловая тоже.
Олег Симон.
20 августа. Суббота.

Проснулись, вымылись, сбегали в столовую и - на автобус. В автобусе полно народу – один Олег сумел залезть. Что делать? Ведь так мы и на поезд можем опоздать. Голосуем. Сели в кузов, и получили последний подарок похода - синяки. ( и вовсе не последний, Ася забыла про злополучные грибы - прим. печатника ). Зато доехали быстро, даже автобус с Олегом обогнали.
В вагоне спим сначала сидя, а по мере освобождения полок - лежа. И так фактически весь день, с небольшими перерывами для еды и песен.
А сегодня, 21, рано утром мы уже были в Свердловске. И, несмотря на это, нас встречали и преподнесли букет цветов, и нам было кому исполнить нашу "Мавританскую", сочинённую на плоту.
Ася Стукач.

31 июля.
Опыт великая вещь. В теории нам было хорошо известно, как вяжутся плоты, а вот практически... Сначала не ладилось с вицами. Изучая остатки виц уральцев, мы поняли, что они перекручивали их, но как это делается, оставалось для нас тайной. Но все же производство виц из кустов черемухи было налажено. Для этого мы использовали два бревна, между которыми зажимали прут, и затем крутили прут вручную.
все расползалось. Так мы дошли до несложного правила: плот надо связывать в воде. Но и это было не все. Закрепляя вицы, мы вбивали оттягивающий кол между бревен. Оказалось, что такая система держится, что говорится, 'на соплях'. Бревна расходились, колья выскакивали. Обескураженные, мы удалились на обеденный отдых. Но пока все мирно дремали в палатках, не спал творческий гений А.Вировца. Он додумался! Колья надо загонять не между бревнами, а под поперечину, так, чтобы кол ложился на оба бревна, в ложбинку между ними, и уже не мог проскочить вниз, если бревна достаточно плотно пригнаны. Теперь работа пошла все принципиальные вопросы были разрешены, оставались технические трудности. К вечеру наше первое детище было готово. Его выволокли на середину реки, убедились, что оно держит по меньшей мере четырех человек, и снова отбуксировали к берегу.Плот стали собирать на берегу. Работа спорилась, сооружение казалось довольно крепким. Но первая же попытка спустить несколько уже связанных бревен в воду окончилась крахом
Второй плот решили связать веревкой, хотя бы частично (веревки у нас мало). Но вязка оказалась слишком непрочной, и снова нужно было что-то изобретать. Однако отложили это до завтра.
1 августа.
Имея за плечами порядочный опыт, мы быстро закончили второй плот. Выглядел он значительно солиднее первого, настоящий 'Кон-Тики'. Уже в 12 часов он покачивался на воде, а к 3 часам мы отплыли. На 'Кон-Тики' отправились Вадим, оба Сашки, Наташа и я. На малом плоту плыли Борис, Юрка, Андрей и Игорь. Скоро мы потеряли их из виду, уйдя вперед. После нескольких сухих дней река сильно обмелела, и нам то и дело приходилось соскакивать в воду и толкать нашу посудину. Было просто физически больно чувствовать, как плот ползет брюхом по дну. После каждой мели мы с удивлением обнаруживали, что вицы все еще держат. Если бы воды было больше!
Печора все время капризно вьется, образует массу островов. И очень приятно проплывать мимо черной мрачной тайги, зная, что тебе не надо продираться сквозь ее заросли.
Даже то, что приходилось часто соскакивать в воду, на первых порах не обескураживало. Хуже стало, когда к вечеру небо затянуло облачной пленкой и солнце скрылось. Было уже часов 6, впереди, совсем рядом, виднелся Медвежий камень. Второго плота не было видно, и мы решили остановиться. Итак, пройдено нами (по карте) километров 10-12, совсем неплохо для первых трех часов плаванья. Наш 'Кон-Тики' пострадал незначительно, отошли только два бревна. Но малый плот выглядел гораздо плачевнее. Почти все бревна свободно ходили в вицах. Нужен был капитальный ремонт. Конечно, проходить пороги сегодня, на таких плотах было бы рискованно. Весь вечер работали: вязали вицы, скрепляли бревна. Ребята приволокли сухое бревно, которым мы решили усилить малый плот. Мы с Сашкой В. приобрели уже профессию связываем бревна. Работа хотя и почетная, но неприятная, все время приходится стоять в воде.
Итак, что нас ждет завтра? Каковы эти пороги, про которые писал Гофман? Ребята настроены бодро, завтра или на крайний случай послезавтра хотят быть в Шижиме. Откровенно говоря, это не помешало бы, ибо продуктов у нас на один день. Вспоминаем записку, оставленную свердловчанами на месте постройки плотов: они писали, что строили два дня, что отплывают, имея лишь трехдневный запас продовольствия, и звучало это пессимистично.
Завтра решили отплывать попозже, часов в 12, так как с утра вода больно уж холодна.
2 августа.
В каждом походе всегда бывает наиболее критический момент, когда кажется, что все обратилось против тебя. Для нас таким днем был сегодняшний. Уже ночью стал накрапывать дождь. Почти весь Медвежий камень скрыт низкими облаками, только временами они разрываются и открывают его мрачные лесистые склоны. Отплыли. Сначала все шло как вчера. Но вот показались пороги. Собственно, мы догадались, что это пороги, уже тогда, когда нас с бешеной скоростью потащило потоком, развернуло и посадило на камень. Плот сразу перекосился, вода стала подмывать рюкзаки. Ни подумать, ни испугаться мы не успели, сразу выпрыгнули кто по пояс, а кто и по грудь в воду и медленно, по бревнышку сняли плот с камня. И снова подивились живучести 'Кон-Тики': только два бревна, не скрепленные веревками, отошли. Гораздо хуже досталось малому плоту, у которого веером разошлась вся задняя вязка. Был необходим срочный ремонт. Дождик снова заморосил. Мы решили согреться перед работой, развели костер, поставили чаек. Вадим сходил назад, к избушке, которую мы видели на левом берегу, когда входили в пороги. Она оказалась совершенно развалившейся, но там лежала прошлогодняя записка от каких-то охотников.
И снова нам пришлось по колено в воде связывать плот. Но теперь больше 20 минут выдержать было невозможно, ноги и руки совершенно коченели. И все-таки мы сделали это. Поплыли дальше. Но вскоре второй плот опять совершенно расползся. Снова чинить! Думать об этом под непрекращающимся дождем было просто страшно.
Стали на ночевку. Вперед на разведку ушли Сашка В. и Юрка. Мы тем временем разбили лагерь, поставили мокрые палатки, с трудом развели костер. Уже совсем в темноте вернулись разведчики. Утешительного мало: дальше, все три километра, что они прошли, тянутся пороги, река становится шире и глубже, мелей уже нет, но всюду торчат скрытые под водой громадные камни. Плыть ли нам дальше? Мы долго говорили об этом, и большинство склонялось к тому, чтобы бросить плоты или провести их через пороги порожняком (это предлагал Вадим). Подсчитали продукты: 13 банок консервов (как помогла нам охота!), 2 кружки гречки, 2 банки сгущенного молока и около 10 кг (целое богатство!) сахара. Если тратить по две банки тушенки в день, хватит на неделю.
Спать легли все под тот же однообразный шум дождя. Второй раз за поход выпили спирту сегодня это, пожалуй, необходимо.
Представляется вся эта громадная бесконечная тайга, ночь, непрерывная пелена дождя, болота, болота, бурелом на сотни километров вокруг. И ни одной живой души. Одиноко.
3 августа.
Утро принесло новые планы. Пока Андрей безуспешно пытался развести костер, Сашка подал идею связать плоты, сделав из пары одеял веревки. Но выглянув на берег, мы убедились, что связывать нечего, плоты унесло. Печора сильно вздулась, поднялась сантиметров на 30. Итак, придется идти пешком.
Прикинули по карте: до Шижима километров 60, но вряд ли эта затерянная в тайге, вдали от дорог деревушка заселена. Следующая Шайтановка, до нее 80 км. Но мы не уверены и в ней, слишком она одиноко стоит, а сколько раз за время скитаний по Уралу попадались нам брошенные деревни. Наверняка населена Усть-Унья, до которой 120 км. Значит, нужно делать не меньше 20 км в день. По тайге!
болота, бурелом. Прошли до вечера 7 км, когда Сашка В. углядел на берегу двух лосей. Мы рванули за ними, и вдруг на том берегу большая, довольно новая изба! Это могло означать, что люди где-то не слишком далеко, ведь не станут же ставить такой дом вдали от деревни. На радостях даже кричали, надеясь, что в доме кто-нибудь есть. Почему-то это событие подействовало на нас так, что мы сразу решили строить плоты. Смущало отсутствие сухих деревьев, но возражение быстро нашлось: будем строить из сырых, но делать бревна длиннее и брать на каждый плот по 10 бревен. За день мы набрали очень немного грибов, и голод дает себя знать.Уже после полудня тронулись в путь. Рюкзаки сильно полегчали, и можно было долго идти без привала. Пытались пройти вдоль берега, но вся прибрежная полоса оказалась залитой водой. Тайга же выглядит удручающе
4 августа.
Строили плот. Целый день с огромными трудностями валили деревья, обрубали ветки, перетаскивали стволы (а попробуйте перенести 10-метровое сырое бревно!) и все напрасно. Только стащив к воде 10 бревен, догадались проверить их плавучесть. Спустили одно, я стал на него, но оно тут же ушло под воду. Не слишком ли много невезений? Потерять целый день, когда у нас и так продуктов в обрез! Нет, теперь только идти, несмотря ни на что.
Под вечер, когда вода немного спала, перешли Печору. Предприятие это оказалось весьма рискованным. Уже в самом начале закружило и начало сносить Сашку М., но с помощью кола он удержался. Почти у противоположного берега мы, шедшие впереди, попали в сильную струю, к тому же на глубоком месте. Самых маленьких, Сашку В. и Наташку, стало сносить. Наташку оторвало от дна, я едва успел подхватить ее, и нас, к счастью, посадило на камень. Здесь мы смогли удержаться, пока не подоспел Сычушка и не помог выбраться Наташке. Андрей не догадался расстегнуть нижние завязки штормовочных брюк, они надулись, как дирижабли, и течение поволокло его, но он тоже смог удержаться, хотя и ругался страшно.
молоденький березнячок, мягкая зеленая травка. Но самое замечательное обилие грибов. В нескольких шагах от дома мы в течение часа без труда набрали четыре ведра, так что на одну чистку грибов, которой занимались четыре человека, ушло часа два. Таких грибов под Москвой не увидишь - громадные, некоторые закрывают ведро, и совершенно крепкие, молодые. От усталости второе ведро не доварили и не стали есть, а улеглись спать. До чего блаженно спать в тепле, у печки! Теперь, как сказал Сашка В., для полного счастья не хватает только тропы. Но об этом мы узнаем только завтра, перейдя реку Б.Порожную, которая впадает здесь в Печору. Погода тоже исправилась, вечером было безоблачно. Кажется, начинает оправдываться моя теория об уравновешении везения невезением и наоборот.Но зато впереди нас ожидала настоящая награда. Дом оказался сущим раем: добротный, сухой, с печкой, с большим запасом сухих дров. А рядом настоящий естественный парк
5 августа.
Утром перешли Порожную и углубились в тайгу. Потом догадались снова выйти к берегу, и шли вдоль реки почти весь день. У самой воды тянется полоса шириной от 0,5 до 1,5 метров, покрытая то галькой, то камнем, то травой. После впадения Порожной Печора стала совсем равнинной рекой, величественной, широкой, со множеством проток. Но течение быстрое, только бы и плыть на плотах. Просто одураченным себя чувствуешь, идя вдоль такой реки пешком. За день набрали с ведро грибов, хотя тайгой шли мало. Это снова экономия продуктов. Дошли почти до самых Манских Болванов, километров 20.
6 августа.
Этот день оказался менее удачным. Труднее стало идти, исчезла удобная береговая полоса. Скалы подступают к самой воде, круто обрываясь в реку. Можно, конечно карабкаться по скалам, как мы делали это на Алтае, поднимаясь по Кубе́. Но тогда мы только начинали поход, у нас были полные рюкзаки продуктов и запас нерастраченных сил. Иное дело теперь. В тайге над обрывом болота, чащоба, завалы. В этот день мы были обеспечены пищей: два ведра грибов, глухарь, подстреленный Игорем, три тетерки и заяц составили неплохой ужин. Впрочем, 'заяц' это слишком сильно сказано. Несчастного зайчишку, размером со среднюю кошку, подстрелили с расстояния двух шагов, притом двумя выстрелами. В результате от него мало что осталось.
В те редкие моменты, когда мы выходили к реке, движение сразу сильно замедлялось. Здесь удивительное изобилие всевозможных ягод земляники, черники, костяники, черной и красной смородины, малины и особенно шиповника. Через недельку, когда все это поспеет, здесь будет сущий рай.
Даже и после Манских Болванов вдоль берега идти невозможно, он сплошь зарос густым кустарником. Утешает хорошая погода, но и она под вечер, когда мы стали на ночевку, испортилась. Прошли мы не более 10 км.
7 августа.
Пробираемся все дальше к Шижиму. Темпы далеко не те, которые хотелось бы иметь. Временами в поисках более легкого пути мы очень далеко уходим от реки, временами приближаемся к ней. Однажды вышли на высокий откос, откуда открылся великолепный вид: далеко-далеко плавными волнами уходит тайга, кое-где угадываются пересекающие ее реки. Громадный простор и полнейшее безлюдье.
Под вечер увидели вдруг широкую, утоптанную тропу. Неужели люди? Прошли немного, присматриваясь к следам. Нет, это не лошадиные копыта, скорее коровьи. Догадались - лоси. Вспыхнувшая было радость угасла. Тропа привела нас к неширокой полоске стоячей воды. Слева она примыкала к реке, а вправо тянулась примерно на километр. Едва обошли этот "лиман", как наткнулись на другой, более серьезный. Обходить и его? С противоположного берега свисала упавшая в воду береза, которая, как мне показалось, лежит на дне, доходя примерно до середины "лимана". Глубина на глаз невелика, около 1 м. Я решил попробовать перейти вброд. Сначала все шло хорошо, но потом дно стало стремительно уходить вниз. Останавливаться не хотелось, я двинулся дальше и вдруг почувствовал, что дна нет. Пришлось в полном снаряжении, с рюкзаком за плечами плыть до проклятой березы, метра два-три. Кое-как выбрался. Оказалось, что береза не лежит на дне, а висит в воде. После непредусмотренного купанья у меня промок рюкзак и, что самое неприятное, документы. Вскоре после этого встали на ночевку.
8 августа.
Этот день был удивительно богат событиями. Едва отойдя с ночевки, натолкнулись на громадные заросли малины и черной смородины. Оторвать от них изголодавшихся ребят не было никакой возможности. Потеряв часа два, двинулись дальше. И вдруг на берегу, у самой воды видим длинные, сухие, обтесанные бревна. Кто их заготовил? Зачем? Далеко ли люди? Можно ли использовать их для плота? Вопросы морали довольно скоро были отброшены. Неизвестно, есть ли в Шижиме и Шайтановке люди, а до Уньи мы пешком дойдем не скоро.
"Плотовая бригада" Сашка В., Игорь и я к вечеру соорудили великолепный плот, настоящий красавец. Но начало темнеть, а Андрея и Вадима, отправленных добывать пищу, все нет и нет. Вдруг со стороны реки слышим плеск и звуки голосов. Вот как будто слышен голос Вадима. Может, добрались до людей? Но сразу же и другая мысль: а как же плот? К берегу причалила лодка, в ней четыре человека Вадим, Андрей и два аборигена. На дне лодки лежит какой-то красный мешочек и несколько лепешек. Хлеб! Нужно было видеть наши лица!
Вот что оказалось: от Шижима мы в 6 километрах, люди там есть, это лесной кордон. Но находимся мы на территории Печоро-Илычского заповедника, бревна казенные, и поэтому плот придется немедленно разобрать. Абориген, молодой бородач, настоящий таежный житель, пообещал рано утром отвезти пятерых из нас на лодке в Шижим. Остальным придется идти пешком по противоположному берегу, там уже не заповедник. Забрав нашу маршрутную книжку и ружья, абориген уехал.
Разобрали плот, выпили остатки спирта и улеглись спать. Было радостно, что кончается наша эпопея, но и обидно, что мы не сами до конца преодолели все, что не обошлись без помощи. А ведь могли бы. Шесть километров до Шижима, мы бы завтра были там. И радости было бы гораздо больше. Впервые после долгого перерыва мы сварили себе кашу, ели хлеб.
9 августа.
Рано утром пятеро из нас поплыли в Шижим, а четверо Сашка В., Сашка М., Борька и я двинулись пешком по левому берегу. Не знаю почему, но эти последние шесть километров до Шижима показались мне самыми трудными. Бурелом, скалы, "лиманы", заросли, болота все как-то сконцентрировалось на этих шести километрах. Но все же около 12 часов на другом берегу, высоко над рекой мы увидели несколько построек - Шижим. Здесь нас встретили Игорь и Вадим. Вадим перевез нас на другой берег, угостил оставленной рыбой. В Шижиме ребят приняли удивительно хорошо, надавали сухарей, свежезасоленной рыбы, дали немного крупы. Деньги категорически отказались брать. Но вот лодку достать не удалось, все на покосе. Значит, до Шайтановки придется идти пешком 20 км по тропе.
Часа в два вышли. Тропа грязная, местами пропадает в болоте, но это тропа! Едва не потеряли ее, когда она, выйдя к Печоре, вдруг исчезла, растворившись на громадном пустыре, где когда-то стояла брошенная теперь деревня Камень. Изобилие ягод, особенно черники, голубики и малины, замедляло движение. Их, как мы потом узнали, здесь не собирают, стремясь сохранить естественные условия для птиц. Но зато как быстро шагалось по дороге, настоящему шоссе, которое потянулось после Камня.
Вечером вышли на берег реки Шайтановки, впадающей в Печору. На том берегу кордон. На наши крики вышел молодой парень, быстро перегнал лодку, в два приема перевез нас. Впечатление такое, что нас здесь ждали. Живут здесь побогаче, чем в Шижиме. Нам отвели под ночлег баню, снабдили картошкой, маслом, молоком, хлебом. Но деньги уже взяли, хотя и недорого. В этот вечер был настоящий пир, давно так не ели. Заснули в тепле, под крышей. Славно!
10 августа.
Наутро нам предстояло самое главное договорится насчет лодки до Уньи. Здешний тариф по 1 рублю с километра, т.е. 450 руб. на 9 человек за 55 км до Уньи нас не устраивал. Вадим, поторговавшись, сбросил цену до 300 руб. Но и это много. Ведь нам еще добираться до Троицко-Печорска, а во сколько это обойдется, неизвестно. Нет, больше 200 рублей никак невозможно. Отправились на переговоры мы с Андреем. Хозяин благообразный старик, старовер. Начали разговор издалека, поговорили о том, о сем, узнали, кстати, что когда-то в верховьях Печоры добывали золото. Потом приступили к делу. Но наши с Андреем усилия оставались тщетными. Только когда мы уже поднялись, твердо решив пройти оставшиеся 33 км до Уньи пешком (55 км это по реке), хозяин смилостивился и пошел на наши условия.
И вот мы уже плывем по Печоре. Река образует множество островов, часто петляет, то сжимаясь в узкий поток, то образуя широкие плесы. Видели работу печорских рыбаков, добывавших щук и хариусов. Вечером, когда солнце уже садилось, добрались до Уньи. (Этого нет в дневнике, но хорошо помню, как в этой самой Усть-Унье, где мы добрались, наконец, до магазина, я испытал чувство настоящего опьянения от переедания после предшествующей голодухи. Не в переносном смысле, а самом прямом, со всеми признаками алкогольной веселости, головокружения и нетвердости ног.)
11 августа.
это утомительно. А ведь до Троицко-Печорска, если плыть, еще четыре дня. Поэтому, узнав, что отсюда регулярно ходят самолеты, решили лететь. К тому же это и выгодно: всего по 125 руб. с человека.Вот и еще 68 км пройдено. Мы в Курье. На этот раз Печора показала нам все свое великолепие: прекрасный солнечный день, зеркало реки, облака, тайга по берегам, местами яркий желтый песок. Но все же целый день на воде, в лодке
12 августа.
типичный северный городок, вернее разросшееся село. Грязные улицы, деревянные тротуары, деревянные, насквозь промокшие домики.Вместо ожидаемого ЯК'а прилетел У-2. Да и он смог забрать только одного Андрея, второе место занял пассажир, дожидавшийся самолета раньше нас. Во второй заход улетели мы с Сычушей. 100 километров, 45 минут. Мы впервые летели на самолете. Вечером встречали в Троицко-Печорске Наташку и Борьку. Они были последними, кто прилетел в этот день. Обследовали местную столовую, с трудом устроились на ночлег. Троицко-Печорск
13 августа.
С утра дождь, нелетная погода. Несколько раз ходили на аэродром, но там нас совсем испугали, сказав, что идет циклон, и нелетная погода может продлиться неделю. И снова тащимся на другой конец города. Все же совсем под вечер, как-то выбрав двухчасовой перерыв между двумя дождями, летчик привез Вадима и Сашку М. Игорь и Сашка В. вторую ночь проводят на Курьинском аэродроме. (Этот аэродром был просто поляной в лесу, даже довольно кочковатой поляной, на краю которой стоял маленький бревенчатый домик и висела "колбаса", сачок, ловивший ветер. А увидев самолет У-2, Саша Вировец задумчиво сказал: "Зря мы консервные банки выбрасывали, я бы сам такой сделал").
14 августа.
Наконец, все в сборе. Утром прибыли Сашка и Игорь. После столовой отправились на Ухтинский тракт, ловить попутную машину. С грехом пополам, с двумя пересадками, к 8.30 добрались до Ухты. А здесь новое несчастье: все деньги у нас на аккредитиве, а сберкасса закрывается в 8 часов. Пришлось пропустить два поезда.
15 августа.
Весь этот день провели на станции, так как поезда на Москву идут только вечером. Первый поезд пропустили, были только общие места, а нам хотелось роскоши. Уехали на втором, уже в ночь на 16 августа. Нашим длительным пребыванием на станции заинтересовалась милиция, но все обошлось, мы оправдались.
17-го были в Москве. Вот и закончился мой самый большой и трудный поход.
К этому добавлю только, что ради похода мы отказались от поездки на целину, куда отправлялись в то лето "лучшие представители" химфака. В самом деле, на целину рвались многие, и не всех допускали, так что никаких препятствий нам преодолевать не пришлось, никто нас не уговаривал. Да там еще и деньги платили, хоть и небольшие. И, разумеется, в нашем решении не было ни малейшей политической подкладки, какого-нибудь скрытого сопротивления. Лев Ягужинский со всем своим окружением в поход не пошел и все лето пробыл в казахстанской степи. А мы вот личное предпочли общественному.

Я, Тарзин Павел Аркадьевич, отношу себя к тем счастливым людям, которые в молодые годы заразились страстью к путешествиям и остались верными этому увлечению на всю жизнь. Во время учебы в Уральском политехническом институте (УГТУ-УПИ) в 1954- 1959 годы я зимой и летом ходил в походы. Как молоды мы были…
В походе по Кавказу руководителем был Игорь Дятлов. Мне  захотелось как-то оформить свои воспоминания об этом походе. И вот счастье. В фонде группы Дятлова, его руководитель Юрий Кунцевич вручает мне тетрадь-дневник похода. Дневник писался ручкой, карандашом ежедневно, по очереди, каждым участником   похода.
К сожалению, дневник похода оказался законченным в тот день, когда мы вышли с горных троп на автомобильное шоссе.
1957 год. Весенняя сессия для меня была достаточно легкая. Как проводить каникулы? Зина Колмогорова еще зимой предложила мне идти в поход по Кавказу. Я учился с ней в одной группе на третьем курсе радиотехнического факультета Уральского политехнического института (УПИ). После недолгих размышлений я дал согласие. Как я вскоре узнал, она с агитировала идти в поход еще четырех моих однокурсников, с одного потока. Это, с моей группы СлавуХализова,  Юрия  Волегова и с соседней группы Люду Блинкову и Володю Шунина.  Группу набирал Игорь Дятлов, тоже студент с нашего курса и с нашего потока. Игорь был уже опытным туристом. У меня же за спиной был только один зимний поход «единичка» и участие в Универсиаде по лыжным гонкам. 
После беседы Игорь дал согласие на включения меня в свою группу. Благодаря усилиям Зины в поход на Кавказ с Игорем Дятловым пошли семь «радистов» с одного курса и с одного потока.
Кроме радиотехников в поход пошли наши сокурсники Нина Ощепкова, Лиля Русских и Николай Трегубов с энергофака,  Лида Григорьева  и Женя Чубарев со строительного факультета.
При подготовке похода Игорь поручил мне обеспечить всех металлическими  наконечниками для палок, которые мы должны будем использовать при движении в горах.
Наконец, рюкзаки заполнены, билеты куплены и мы отправляемся в далекий путь.  Нас ждут горы Кавказа и веселая туристская, полная новизны и приключений жизнь.

Дневник похода по  Кавказу  группы Игоря Дятлова.   1957 год
                                  Участники похода
   1.   Блинкова Л.
   2.   Волегов  Ю.
   3.   Дятлов И.(погиб на Северном Урале в феврале1959 года).
   4    Григорьева Л.
   5.  Ощепкова Н.
   6.  Тарзин П.
   7.  Русских Л.
  8,  Чубарев Е.
  9.  Колмогорова З.(погибла на Северном Урале вместе с Дятловым).
  10  Трегубов К.
  11. Хализов В.
  12  Шунин В.
                                  Список дежурных
  1.   Шунин и Ощепкова
  2.   Трегубов и Блинкова
  3.    Дятлов и Григорьева
  4.   Чубаров и Русских
  5.    Волегов и Колмогорова
  6.    Тарзин и Хализов

23 августа 1957 года.
Вечером мы загружаемся с шумом в поезд. Меня охватывает какое- то незнакомое чувство грусти и вообще непонятное волнение, как перед стартом на лыжах. Был составлен список дежурных. Я со Славкой Хализовым открывал дежурство. В обязанности дежурных входило: покупка продуктов питания и как мы говорили «накрыть» поляну (на трассе похода заготовить дрова, разжечь костер, приготовить еду, вымыть посуду для  передаче дежурство следующей паре).
После вечернего чая стали укладываться спать.
                 П. Тарзин

24 августа 1957 года
Вот мы уже в пути. Правда, пока еще в поезде, но все уже так хорошо, что мы уж совсем близко от цели. Пройдет всего трое суток и мы уже будем шагать с рюкзаками за плечами по тропам Кавказа, а пока мы еще едем в поезде. Сегодня большинство проснулись под самим Челябинском. В Челябинске сходили в город, запаслись кипятком (правда, чтобы его сохранить нам пришлось выдержать спор с пассажирами купе). Вообще  и  проводница и пассажиры как-то косо на нас смотрели. После  Челябинска  устроили  завтрак, а потом каждый занялся своим делом. Игорь занялся ремонтом рюкзака, Володя  Шунин начал писать стихии и как поэт-трибун начал их читать, чем вызвал  большой интерес к себе. Любители природы любовались красивыми пейзажами за окном.
А ведь какой красивый Урал. Могучий и гордый, величавый и богатый, он стоит непоколебимый от Северного Ледовитого океана и до Каспийского моря. От вечных льдов и снега до прикаспийских степей. А какая прелесть ехать и смотреть, смотреть. Вот поезд мчится змейкой по ущелью, вот он взбирается в гору, или стрелой летит вниз, а ты сидишь и любуешься своим родным и близким Уралом. Теперь уже только через полтора месяца мы вновь увидим твои горы и леса, реки и озера, наш родной Урал. А пока мы расстались с тобой и едем искать приключений на хмуром и строгом Кавказе. Перед городом Уфой собрались в тамбуре и пели песни до тех пор, пока к нам не пришел ревизор и попросил нас культурно очистить тамбур. Сейчас будем ужинать и спать.
       Л. Блинкова

25 августа 1957года   
Второй день пути, в поезде. Утром большинство проснулись при подъезде к Куйбышеву. Поезд долго шел (около часа) по каким-то толи пригородным селениям, толи по пригороду самого Куйбышева. Вот, наконец, и сам город Куйбышев. Остановились на третьей платформе. В город и вокзал выводит очень красивый, отделанный мрамором туннель. Неизвестно как внутри, а внешне вокзал не примечателен. Привокзальная площадь имеет довольно таки бледный вид. Обзор прилегающих улиц так же не приносит ничего отрадного.  Центр   города гораздо дальше- у речного вокзала. Поезд тронулся как-то совершенно неожиданно. Поднялась великая паника. Все рысью устремились к своим вагонам. Некоторые чуть не отстали от поезда.
Далее пересекли речку Самарка. Очевидно, по названию этой речки и город был назван ранее Самарой. До Волги ехали еще часа два. За окном видна равнина. Значительно изменился пейзаж. Иногда видны сосновые рощи, чаще лиственные деревья, кустарники. Наконец, въехали на мост через Волгу. Река здесь довольно широкая. Берега голые. Некоторое время ехали вдоль Волги. Жарко, душно. Все мечтали о том, чтобы поезд  остановился минут на двадцать у берега, и была бы возможность искупаться. Впереди Сызрань. А она, непутевая, оказалась в 7 километрах от реки. А наши перегретые дежурные не купили хлеба и чего-либо поесть. У тех, кто не догадался утром поесть как следует, стало судорожно сводить животики. Я забеспокоился за судьбу завхоза, если в первые днн похода к нему уже появились претензии, хотя в принципе, он ни в чем не виноват.
Проехали Пензу. Вокзал стереоскопический, не красивый. Город издалека кажется очень зеленым. Сменили направление движения. Если раньше ехали на запад, то сейчас круто повернули на юг.  Сегодня   наш состав некоторое время вел примечательный   локомотив (паровоз) «ИС»- Иосиф Сталин, последний паровоз Коломенского завода №10820. 
Занятие группы почти тоже самое, что и вчера. Читали, играли в настольные игры, изучали, познавали премудрости альпинизма по Черепову. Игорь, Зина и примкнувший к ним Володя Шунин вспоминали узлы, с испытанием на прочность силами ног Жени Чубарева и Лиды Григорьевой.
Вечером впервые за много дней пошел дождь. Может быть он освежит атмосферу. Надеемся!
                    Ю. Волегов

26 августа 1957 года

Странная погода, впрочем, может быть обычна для этих мест; невыносимая жара днем, и довольно холодная ночью.
Степь, бесконечная степь. Исторические места боев во время Великой Отечественной войны. На одном из полустанков памятник– пушка павшим артиллеристам. Скоро Сталинград. Здесь все напоминает о прошедшей войне. Сохранились воронки от снарядов, памятники у братских могил.
Сталинград. Большой красивый вокзал, построенный в историческом стиле. У входа скульптуры солдат и матросов-защитников Сталинграда. Вот и Волга. Поезд проходит в стороне от реки. Лишь иногда показывается ее голубая гладь. Волго-Донской судоходный канал имени Ленина. У входа огромная скульптура Сталина. Поезд идет вдоль канала. Несколько новых белых поселков, а кругом сухая степь. Железная дорога- самое плодородное, удобренное место, потому что вдоль ее растут арбузы, да такие большие, спелые. И так без конца.
После ужина как всегда пели песни.
                                 И. Дятлов

27 августа 1957 года.

Проснулись рано, часа в четыре утра. На станции Кавказкой у нас пересадка. Все сразу загоношились, стали укладывать рюкзаки, искать свои вещи. Разбудили пассажиров, которые на нас, конечно, не обиделись. Нас хорошо проводили, пожелали «счастливого пути».
Поезд наш отправлялся довольно поздно-  в пять часов вечера, и мы решили походить по городу. Недалеко от вокзала обнаружился базар, где продавалось масса дешевых фруктов. Павел ходил и  приценивался и просил попробовать, что делал с большим удовольствием. Наши девчата- Зина Колмогорова и Нина Ощепкова купили прекрасных помидор и яблок. Цена 3 рубля за ведро. Фантастика! Потом, часов в 10 мы узнали, что недалеко протекает река Кубань. Кубань в этом месте имеет довольно быстрое течение. Дно выстлано галькой. Берега невысокие, поросшие акацией, тополями и березками. Вода очень мутная, желтая. Около домов, которые выходят на берег, навалены кучи мусора, всякой нечисти. Может быть где- то ниже по течению река и красивая, но в этом месте довольно неприятно. Вода здесь значительно теплее, чем у нас на Урале. Местные жители говорят нам, что вода очень холодная.
После купания мы снова зашли на базар. Купили виноград, сливы, дыню. Обедали фруктами. Много фруктов «убавилось» в этот день на Кавказкой. Я думаю, жители Кавказкой не могли понять- кто мы такие. Лилю Русских признали армянкой. В 5 часов вечера мы пролили много пота, чтобы погрузится в переполненный вагон.
С нас беспрерывно лил пот. Из нас «выходили» все фрукты, которые мы съели в течение дня. Вагон был общий, но мы оккупировали одно купе. Все ребята сняли рубашки и майки. Было большое желание снять и штаны, но увы только желание. Девочки совсем раскисли от жары. Горбоносая проводница пыталась выгнать нас из купе и закрывала двери. Юра Волегов ножом открывал замок двери. Так   продолжалось  довольно   долго. Лида, Люда и Зина отчаянно ругались: давайте сюда бригадира, давайте нам вентиляцию. Но, наконец, к 2 часам ночи все угомонились и скрюченные валялись в разных позах. Лиля примостилась с Женькой в тамбуре и как закадычные подруги спят или не спят, не поймешь.  Пашка развалился на полу на клеенке. Жалко, что это нельзя потом восстановить. Уже скоро приедем, сейчас начинают просыпаться.
             Подписи нет   

28 августа 1957 года

Этот день начался с того, что мы покинули чертову парилку. Прохладная -  красивая, чистенькая станция. Много цветов, деревьев. Стали отсыпаться- кто прямо на перроне, кто, где то в газоне. Здесь нас встретил дождь. Он погнал с перрона. Многие досыпали в вокзале. 6-45 утра. Занялись своими делами. Гремел гром.
Лида Григорьева разболталась, дерется.
Нальчик чудесный южный город. Очень красивая главная улица- Ленина. Она идет от вокзала, прямая и кажется, идет до самых гор. Красоту ее увеличивает ряды красных южных пионов. Целый день бегали по магазинам, искали темные очки и шляпы.  Бродили по городу. Питались разными фруктами, которые продавались на каждом углу. Очень зеленый   город. Такого города я еще не видел.  Остановились в школе. У меня просто больше  нет  сил  писать.
           Подпись неразборчива

29 августа 1957 года

Наш рабочий день начался в 5 утра. Игорь сумел «снять» для нас грузовое такси. Мы с удовольствием разместились в кузове грузовика, оборудованным для перевозки людей. Из города мы выехали на восток, что очень удивило Славу Хализова. Но оказалось, что это тактический прием Игоря, который заключался в том, что мы за пять часов проделали столько работы, сколько сделали бы за три пешеходных дня, причем «работа» заключалась в том, что мы любовались чудесным предгорьем Главного Кавказского хребта. Вначале поражались панорамой Нальчика. Перед самым городом стоят ворота, построенные в строгом стиле, как бы выражающие черты кабардинцев, строгость их нравов и обычаев, но в тоже время темпераментных, не в пример нашим серьезным, флегматикам. Итак, мы «проходили» по асфальту.. .за каждый час 50- 60 километров. Затем мы повернули  на юг, и дорога наша стала более разнообразной: то, мимо мелькали дубовые рощи, то отдельные участки самой ценной в то время сельскохозяйственной  культуры «кукурузы», то мелькали пасеки в липовых рощах. Наконец, наш маршрут скрестился с ущельем, по которому течет типичная, но в тоже время своеобразная река Безенги. Дорога змейкой вьется по ущелью, то над многометровой пропастью, то круто в горы с неожиданными поворотами и спусками. Делали несколько коротких остановок. Конечным пунктом нашего «пеше-таксомоторного» путешествия был горный аул, в котором Игорь решил остановиться на ночь.  Сразу же разбрелись по аулу. Лиля, наш доктор, занялась изысканием главного профилактического средства в походе- чудесной, признанной во всем мире и вселенной, горькой, особой московской водки.
В селенье Безенги, где мы остановились, туго с дровами, но гостеприимные балкарцы предоставили нам стружку, отходы деревообработки и обед был готов в самый короткий срок.
После обеда нашлись охотники сделать первые восхождения в горах. Ими оказались Лида Григорьева, Володя Шунин , Николай Трегубов и Павел Тарзин. Лида, считая себя сильнейшей туристкой, начала первой. Остальные молодые, начинающие туристы, решили добиться разрешения у Игоря. Трое ребят избегали весь берег в поисках Игоря. Но он как в воду канул.  Как  оказалось  впоследствии,  Игорь, вследствие своего железного характера и как все титаны мысли, соизволил покинуть всех и… был в пещере, которую трудно отыскать всем смертным. Не получив разрешения, указанные дисциплинированные туристы отправились на восхождение. Восхождение было проведено успешно. На вершине встретили Нину Ощепкову и примкнувшего к ней Владимира Шунина. Наиболее пассивные товарищи грели свои   организмы на солнце и чесали пятки. Вечер прошел на хорошем техническом уровне.
                  ПавелТарзин

30 августа 1957 год

Сегодня мы наконец тронулись в путь по Кавказу. Поднялись в 4 часа утра. В это время было еще совсем темно. Небо было темное и на нем было очень много звезд и все яркие, яркие. Рассвет наступил очень быстро. В  начале седьмого мы вышли в путь. Маршрут наш начался с подъема в гору.
Иногда крупные подъемы сменялись слабо наклоненными площадками. Решили
идти по дороге, но это не всегда удавалось. Иногда дорога (узкая тропинка) исчезала бесследно в неизвестном  направлении  и приходилось идти по траве. На первом же привале в Коле Трегубове заговорил охотничий инстинкт и он отпросился у Игоря на поиски куропаток, кудахтание которых было слышно вдалеке. По «иметь» ему, конечно, ничего не удалось, и как охотник он очень пожалел, что не взял с собой ружье. Идти было довольно трудно. Часто устраивали короткие привалы.
         Здесь по склонам гор стекалось много маленьких ручейков. Все эти ручейки маленькие и поют свои песни на балкарском языке. Сейчас послеобеденный отдых. Каждый занимается, чем хочет. Правда солнышко греет сильно, но жару уменьшает ветерок. На отдых мы расположились на небольшом склоне. Вокруг возвышаются гряды гор. Они совершенно голые и имеют несколько причудливую форму, но сами по себе, мало  интересны. Наш геолог Лида Григорьева еще не определила породу этих скал. Она свободное время использует для собирания растений для гербария. Растительность здесь очень бедна. Травы очень низкие, цветы очень мелкие на коротких стебельках. После отдыха пойдем к перевалу, после перевала начнется спуск. Сейчас здесь тихо, тихо. Нигде не застрекочет кузнечик,  не  пролетит  стрекоза   и   птицы  попрятались. Только вдалеке парит коршун, ищет добычу. Вот и вечерний привал.
Остановились около небольшой горной речки. На другом берегу речки заброшенное селение. Добрались до речки без особых приключений. Рельеф почти не изменился.  Спустились и  поднялись, и  как заявил  Павел Тарзин, наши спуски и подъемы аналогичны жизни. Вся жизнь состоит из взлетов и падений.
Окрестности мрачные, кругом видны заброшенные селения и мрачные скалы. Вот еще беда. Заболел Юра Волегов. Лиля Русских приступает к его лечению.
                Лиля Русских

31 августа 1957 года

Солнце осветило вершины гор и оживило наши сердца. Все уже на ногах. Горит костер, все суетятся. Горная прохладная вода освежила наши тела и лица. После завтрака совсем стала хорошая жизнь. Сидим, едим, кто на кого глядит? Славка Хализов закончил: пойдем посмотрим достопримечательности сакли какой-нибудь, дайте бумажки- записать. Зина-какой сакли? Ха-ха-ха понеслось со всех сторон. Все остались довольны.
За Славкой отправились Лида Григорьева и Нина Ощепкова. Но они пошли в другую саклю, там наверное,   интересней. И Игорь вздумал. Вот он встретился со Славкой. Было заметно  как они обменялись несколькими словами (видимо о хорошей погоде). Славка засучил штанину, почесал ногу, посмотрел в сторону сакли. Лида с Ниной направились к лагерю.
Но тут кончается веселый  период и начались сборы. Решено оставить Юру с  Лилей а остальные парни (Юра заболел) спустились к Чегему вчетвером.   
Поджидая остальных, встретили балкарца. Он шел на работу, строить мост. С собой у него было ружье и мешок. Мы остановили и расспросили его о дороге и переправе. Дальше пошли вверх по Чегему по тропе. Чегем очень похож на другие горные реки – не широкие, но  быстрые, вода чистая, немного белая. 
Около моста привал. Ребята пошли рвать малину. Потом лазили под мост к воде. День выдался жаркий. После моста начался подъем. Дорожка песчаная, из-под ног пылит. Жара добавляет и в результате, последний участок до второго привала некоторые девчонки прошли тяжело. Сейчас сидим у второго притока Чегема. Лида, Нина, Зина пишут свои дневники. Лида одновременно посматривает на себя в зеркало- значит девчонки наверное 25% жизни, лет до 70 они проводят у зеркала. Я сразу вспомнил о своей физиономии и решил, что лучше не смотреться, а то хуже будет настроение.  Пашка как обычно, пристал с новой выдумкой- вот гора я на нее бы за 1,5 час, того забрался бы, …слабо. Да ну ерунда говорю. Давай на спор- опять Пашка. Зина- «это … не по- туристки». Пашка– «Ерунда, я вот как-нибудь соберу своих лыжников и дня за три мы сделаем «единичку». Зина- «Нельзя так, не зачтут».  Пашка- «Чепуха! Мы за день по 40-50 км накинем». В общем  есть у нашего  Пашки   слабинка, не будем говорить какая.
      Но вот, пора прятать продукты и ворочаться назад. Хализов уже совершил переправу по проволочке и сидит довольный на другом берегу. Решено было - продукты спрятать на этом берегу в кустах, из-за недостаточности времени.
Но тут опять гвоздь- надо Славку   переправить назад. Ему  перекинули  веревку
и тут  Слава стал чесать затылок, как же ему привязаться и вообще переехать с  этой веревкой, после долгих раздумий он решительно связал какой-то «Хализов» узел, вдел ногу в петлю и повис, задрав ноги к верху. Очень довольный Игорь и Пашка   потянули  за  веревку, и  наш  Славик  красиво  проехался  над
бурлящим потоком, что не обошлось, конечно, без фотоаппарата.
Но вот веселая переправа закончена и все спрятали вещи. Встал вопрос: оставлять кого- то здесь сторожить вещи. Коля, Славка и Пашка усиленно наседали на Игоря, уверяя, что все украдут, если не оставлять никого. Игорь сначала решительно сказал нет, но после вторичного наступления ребят, он встал как Наполеон, долго думал и спокойно произнес –останется: Коля и ты Женя. Для меня это было неожиданностью, так как я не изъявлял желания оставаться и хотел вернуться. Все собрались,  по- прощались  и мы остались вдвоем с Колей. Дождь  надвигался,  и мы пошли искать место ночлега. Нашли под скалой хорошее логово, но оно было прямо на виду, и мы оставили эту затею. Стаскали все вещи в одну кучу,  Ужинали на реке сгущенкой с сухарями и стали устраивать себе  постель.
Е.Чубарев.

1  сентября  1957 года

Да, действительно это добрый день. В разных концах Советского Союза, в этот день кто в первый раз с  родителями,  а кто уже и не в первый раз идут в школу, сколько встреч, сколько радости, рукопожатий, поцелуев, взвизгиваний при встрече и пр. вещей происходит 1 сентября. Может быть, и у нас в УПИ у спортклуба собрались наши друзья походные и обмениваются своими впечатлениями, кто побывал летом на Саянах, кто-то на Урале, но все радостные и веселые бегут к спортклубу. Правда их должно быть немного, многие на практике, а многие и в походах. Добрый день! В этот день все, и старые и молодые, все помнят о нем. Да и как о нем не помнить!
Вот и мы, 12 человек шагаем по Чегемскому ущелью   и вспоминаем, что сегодня 1 сентября. Надо бы вернуться мне к вчерашнему дню, ибо Женя не все описал там.
С пустыми рюкзаками мы быстро проделали обратный путь, и не доходя до привала Лида, Вова и я направились к источнику нарзана. Долго взбирались мы по каким- то горам, так как пошли не по тропинке, а напрямик и, наконец, добрались. Это совсем иная жидкость, что продают в бутылках с этикетками «нарзан». Эта прозрачная, холодная, приятная вода и, кажется, выпить ее можно сколько угодно. Все мы побывали у этого источника и отведали этой целебной водицы. Когда пришли в лагерь, был готов ужин, самая вкуснейшая рисовая каша (она не может быть не вкусной после больше чем 25 км перехода), кофе.
Поужинали и уселись петь песни. Пришли к нам в гости два кабардинца, с которыми Лиля успела сойтись на «ты», во время нашего отсутствия.
Надо сказать, что как кабардинцы, так и балкарцы народ боевой, воинственный. Поговорили они с нами и ушли. Все улеглись спать, монотонно застучал дождь по палатке. Как всегда, в эти минуты вспоминается все прошлое и долго все ведут тихий мирный разговор. Но не получился сей мирный    разговор   в этот тихий кавказский вечер.     Тема разговора была о спортсменах, об их поднятых воротниках. Сцепились Володя с Людой. После пяти   минутной переброски чуть-чуть обидными словами.
       Люда, словно метеор из палатки. Все с криком бросились на Вовку. Как ты смел, ты ее совсем не знаешь.  Ты и со своей женой так будешь обращаться. После сих слов Вова выпустил   на улицу свою лохматую голову и крикнул: Блинкова брось шутить. Из следующей палатки послышался испуганный голос: Вовка! Ты на улице? –На улице. – Врешь?- Вру! После этого наш Владимир Львович снова улегся. На улице все также шел дождь, а девчонки продолжали грызть Вовку. Затем послышался шум топора и песня: Ты сама еще не разу… и все смолкло. Игорь пел вечернюю серенаду.
Наконец,  не выдержала душа Лили. Она начала   рваться за Людой вслед, словно Вова не хочет ее пустить и при каждой ее попытке он «ласково» усаживает ее на место.  И вот разгневанный, обиженный   Володя пробкой выскакивает из палатки; со скоростью звука он подлетает к окну палатки и завыл: Славка – дай закурить. Но после минутной передышки на дожде он снова влез в палатку, передумав курить. Наступила очередь Лили. Вот и она уже на улице и вместе с Игорем кличут Люду. Вова решил довести до конца свою цель - выгнать из палатки всех девчонок и прикинувшим больным. Может быть, он действительно был душевно больным в эту минуту. Он дрожал, подпрыгивал в палатке см на 5 и требовал термометр. Слава и Юра были больные и вот больным оказался юноша в нашей палатке Потребовав термометр, он тут же разломал его в дребезги, бросив ядовитую ртуть в  палатку. Затем и он вышел из палатки уже на поиски Лили. В палатке на 6 человек. Постепенно крики раздававшиеся в заброшенном с 1944 годе ауле стихли и все вернулись на свои места. И только Люда не захотела спать в нашей палатке. Все улеглись, но у Славы и Вовы поднялась температура, пришлось положить их с края в середину и, наконец, все утихло. Почти уснули наши юноши, охраняемые с краев Лилей и моей заботой. Стали засыпать и мы, но вот послышались какие- то шаги, шорохи, кто- то дергал за веревку. Мы навострили уши и стали вспоминать ужасные случаи. В некоторые моменты казалось, что кто- то подходит к окну и вот, вот протянет руку какой-нибудь кабардинец. И утащит нас. В этот момент мы тянулись руками к Юре- центру   палатки. -  Слышишь! –Да, отвечал он. И мы уже не чаяли увидеть в живых  свои рюкзаки. И так прошла   эта уже третья бессонная ночь.
Встав утром, мы нашли все на своих местах и начали хохотать над вчерашним. Дежурные уже приготовили завтрак. Быстро собрались и отправились в путь по уже знакомой дороге. Там мы встретили Николая и Женю. Они благополучно провели эту ночь, вскипятили нам чай. Мы увидели трех кабардинцев, переправились по проволоке. Они пришли к нам и долго разговаривали с ними о маршруте. Фотографировались и просто беседовали.
Но вот мы снова в пути, забрав снесенный вчера сюда груз. И снова цепочка в 12 человек тянется в гору к «Голубеву» перевалу. Часто попадаются ручьи, бурные, горные какие очень редко у нас на Урале. Кругом горы, снежные вершины, поднимаемся все выше и выше, встречается лес и красивые цветы. Изредка малина, брусника в лесу, но вот перешли еще один ручей и остановились на привал.
Место очень, очень красивое, островок, кругом вода и горы. Погода противная стала, дождь идет.
Вот уже горит наш туристский костер и готовится ужин. Итак- каждый день все новое, новое открывается. Горы так грандиозны и величавы, что человек кажется среди них букашкой, а ведь в тоже время он все могуч. Может быть, еще допишу что- ни будь, но пока на сегодня хватит.
     С приветом! Зина Колмогорова

2 сентября 1957 года

Сегодня первый день похода, который мне понравился (в смысле природы).
Во-первых, ночевка на берегу Чегема на сосновом полуострове. Кругом горы-с южной стороны выжженные, голые, с северной стороны - покрытые лесом. Рядом шумит река.
Во-вторых, лес на правом берегу Чегема и первый привал.

Мы оказались в настоящем уральском лесу: сосняк, береза иногда ива. Из ягод -брусника, черника, земляника. Зина набрала полные руки грибов и на ходу пыталась расталкивать их в карманы, рюкзаки ребят. В  общем типичный Урал. Кавказский колорит придают только горы, возвышающиеся по сторонам и падающие с них водопады. Но самое главное нас ждало впереди, когда мы вышли на склон гор - это множество малины. Все моментом рассыпались по зарослям. С начало все ели молча, сосредоточено. Потом у всех появилось игривое настроение. Кто-нибудь с криком «Малина»! «Малина»!  устремлялся по склону. Орава  мчалась за ним. Наконец, люди насытились. Но хотя желудок был сыт, глазам все было мало, и на ходу все срывали ягоды, и не раз еще были вынужденные привалы особенно в малинных местах.
За сегодня пройти надо немного- километров 5 до ледника. Дошли, разбили лагерь. Пятеро ходили на разведку ледника. Путь преградила трещина.
            Н. Трегубов

3 сентября 1957 года

Сегодня   поднялись утром и пошли. Погода плохая. Вскоре остановились. Слава и две группы пошли на разведку. Расскажу наши  восхождение с Колей: поднялись через Чегем, затем поднялись по травянистому склону, затем к леднику. Мы думали за ледником перевал. Оказалось, что ледник окружен горами. По пути встретилась трещина. И мы повернули обратно. Спустились к реке.   Затем мы стали переправляться через Чегем. Сначала прошли два рукава и попытались пройти  через  основной связкой, но ничего не вышло. Все-таки переправились через него, пришли и легли спать.
       Все.   Подписи нет
4 сентября 1957 года
Сегодня пошли по тропе, которую нашли Игорь, Пашка и Нина. Поднимались по северному склону. Дошли до озера, потом стали подниматься по довольно крутому каменистому склону. Вскоре пришлось пользоваться кошками и веревками. Обнаружили стоянку альпинистов и на ней бутылку керосина. Поднимаясь по леднику, то и  дело обходя трещины, добрались до последнего крутого снежного склона. Юрка и Пашка оставили рюкзаки и добрались до вершины, но пришли с неутешительными вестями - пройти невозможно. Остальные сидели на крутом склоне и мерзли. 
Игорь   долго   не мог решить, что делать. Наконец, стали ставить палатки. Одна палатка была поставлена под нависшей глыбой, а рядом уже лежал обвалившаяся глыба. Несмотря на то, что протестовали против этого места, ночевали тут. Я как всегда с краю, утром сходил на перевал и нашел какой-то путь.
     Подписи нет.

                 P.S.: Мои воспоминания об этом дне.
             В поисках перевала я ходил один. На ногах ботинки и кошки. В руках ледоруб. На снежном спуске я оступился и… полетел вниз к трещине. Зарубился ледорубом, продолжаю движение к трещине. Зарубился второй раз, движение вниз продолжается. Зарубился третий раз- постепенно движение вниз прекращается. Внимательно огляделся. Никого рядом нет. Минут через 15-20 продолжил поиск перевала.
В этот день или накануне пошли с Игорем в связке. Кто- то из нас упал и потянул за собой другого (кто кого не помню). Игорь сказал после этого- ходить по одиночке.
Павел Тарзин  2018 год

5 Сентября 1957 года

Сегодня приступили к штурму перевала Лычат.
Впервые за время передвижения мальчики покинули нас на привале, по просьбе Лили. Однако мальчишки не выдержали и начали нас вызывать из укрытия. Поднимались по веревке. Женя, Коля, Юра и Павел носят веревку и делают страховку. Игорь осуществляет руководство.
Вчера на привале мы любовались скалами перевала, а сейчас они почти рядом. Кругом горы, снег и ледники. На противоположном леднике зеленое озерко. Такое тихое, тихое. Все, особенно Нина не верит в наличии теплой, не говоря уже о жаркой погоде, где-то там  у моря, к примеру, в Сухуми, или Гаграх, Сочи, или Одессе.
Как только кто из нас повысит голос, раздражается или слишком бурно реагирует на окружающую среду, тому приписывают горную болезнь. Сегодня она очень сильно проявилась у Игоря. На предыдущем привале он так долго ворчал на Лилю из-за йода, что у нее нет никаких средств лечения (как-то каплей, мазей, таблеток и пр.).
Вот мы на перевале. 10-45 утра. Стоит наше ЗНАМЯ, которое в такой торжественный день поставили в первый раз. Фотографы дорвались до своей работы и щелкают со всех сторон. Нашли две записки.
   Срочно была написана наша записка. Спорили о содержании записки. В итоге было решено сообщить в ней состав нашей группы. Оставили себе копию нашей записки.           
  Павел Тарзин
           
   P.S.:
По моим воспоминаниям, эти записки были написаны в 1946 году. 
           Павел Тарзин.

«5 сентября 1957 года.
Копия нашей записки
Группа туристов Уральского политехнического института им. С.М. Кирова в составе:
1.  Дятлов И.А.                       8.  Блинкова Л.Н.
2.  Чубарев Е.М.                     9.  Русских Л.И.
3.  Трегубов Н.Н.                 10.  Волегов Ю.В.     
4.  Григорьева Л.А.                11.  Хализов В.И
5.   Колмогорова З.А.          12.  Шунин В.Л. 
6.   Тарзин П.А.
7.   Ощепкова Н.М.
Поднялись на перевал со стороны Чегемской долины 5 сентября 1957 года в 11 часов утра».
Хорошая видимость.

В  начале спускались по кулуару, по веревке (первый прием). Потом трассу проложили вначале по гребню, потом на осыпь. Все, особенно Зина, были недовольны и ворчали до тех пор, пока не загремела Лида. После этого стоны прекратились. При спуске по осыпи страховку не делали. Спускались преимущественно на пятой точке. У меня совсем ослабли ноги, и после двух отдыхов я оставила свой рюкзак, а сама потихоньку спустилась. Мои парадные шаровары окончательно вышли из строя. Что делать? Через некоторое количество времени загремел рюкзак Лиды (под самым концом) а потом спустилась и она, но уже не на пятой точке, а всей плоскостью прибыла вниз.
Внизу пообедали и потопали дальше.  Для большего сцепления усиливаю существа с неодушевленными предметами, как то - снег и лед. На меня нацепили кошки и проводили с богом. Вообще в них безопасней, но идти так неудобно. По крайней мере, так кажется. Идешь как инвалид на костылях. Долго шли по морене, затем снова был ледник, затем снова морена и так она и не кончилась. Нас застали сумерки, а лес кажется так близко, как рукой подать. Палатки поставили на камнях уже под свет месяца.  Подогрели терминитом воду и ели сгущенку. Славка очень долго сидел, что-то колдовал над своим рюкзаком.  И никак понять нельзя было, что он делает. Потом он произнес - могу дать по
плитке терминита на палатку.
Но если бы послушать, как он их считал, то можно было бы подумать, что он производит расчет двухступенчатого редуктора.
После ужина все разбрелись по своим палаткам..
      В той палатке опять играет приемник, а мы, чтобы что-то вспомнить свой день, еще попели и кончилось тем, что Володя начал свою излюбленную затею- это ругаться. Уже ему должно быть стыдно  расходиться, а он все больше и больше расходится. Я предлагаю его поведение разобрать. Доходит до такой степени, что он может посылать девчонок куда хочет, это уже предел.
             Л. Блинкова

Небольшое дополнение к словам Люды Блинковой.
Перевал  Лычат  (3500м) был первым, самым высоким  и самым сложным на нашем пути.
Следующие наши перевалы: Бечо (3373м), Донгуз- Орун (3200 м) и Басса (3018 м) были в центре альпинистских и туристских маршрутов, имели натоптанные тропы и были значительно проще этого нашего первого препятствия.
Подъем на перевал не составил особого труда.
Сначала шли по довольно пологому леднику, изобилующим трещинами, потом нас ждал заснеженный предвершинный взлет – и мы на перевале.
«Спуск с перевала был сильнейший» - написала Люда.
Это так, спуск действительно был труден и к тому же весьма опасен.
Этому также способствовала наша многочисленность и слабая мобильность группы
Сначала на веревках спускались по узкому желобу камне опасного кулуара. Потом сумели выйти на контрфорсный гребешок и спускаться по нему.
Ниже был очень крутой спуск по мелко каменной сыпухе (Люда это очень красочно описала).
Дальше морена, еще ледник и, наконец, спуск в долину по очень узкой. крутой лесной тропинке.
Спустились мы благополучно, но подъем на перевал с этой стороны мне кажется достаточно непростым и проблематичным.
Описываю данную ситуацию спустя 61 год от произошедшего события, поэтому прошу не сетовать на некоторые возможные неточности изложения.
        2018 год)

«— 31 января 1959 г. Ура! Погодка нас пока балует. Вчера вечером была пурга. Сидишь в избушке, так тепло, а за окном завывает ветер, и гремит что-то в трубе. А сегодня ветер небольшой, сыплет маленький снежок. Температура минус 1О.
В 11.00 вышли сразу на Сибиряковский тракт, по которому Сибиряков возил зерно в Азию. Сначала по тракту идет дорога, по ней колхозники зимой возят лес на реку Печору. Через 2 км эта дорога кончается, дальше идет тракт, а по сути - тропа. Хорошо, что перед нами ушли охотники, так что часть лыжни хотя и запорошена, но идти сравнительно легко. Но если оступишься, то проваливаешься по колено или совсем падаешь. Рюкзаки, оказывается, представляют собой что-то громоздкое и тяжелое, раскачивающееся за спиной во все стороны, когда же оступаешься, то одна нога проваливается до пояса, а сам падаешь на рюкзаки скрываешься в снегу с ножками и рожками. Приходится снимать рюкзак и подниматься с помощью чужих рук. Температура стоит - 5 "С, идет снег и сразу же тает на одеж¬де. Поэтому мокры и штормовки, и чехлы, и штаны. Встали на ночлег в 3.50, чтобы посмотреть, как все у нас будет выходить: установка палатки, печки, пища. Когда печка топится, то в палатке очень тепло, + 15°С. Но дежурные заснули, среди ночи печка потухла, стало ужасно холодно.
- 1 февраля 1959 г. Встали в 8 часов утра, поели, и я стал складывать палатку. Получилось что-то такое громоздкое, которое еле-еле вошло в рюкзак, так как она вся заледенелая и больше ни для чего не осталось места. Сложил вниз сахар и пакеты с кашей, потом положил палатку, сухари привязал снизу, но спину давит сахаром, постукал по сахару топорикам, стало мягче. На улице холоднее, - 16°С. До обеда шел снег, а потом перестал. В 2 часа дня дошли до ручья Вертный.

Тропа охотников пошла в верховье, а нам идти по целине. Но это очень трудно и ужасно, так как прова¬ливаешься до пояса и плаваешь в снегу. Мартюшеву Борьке-рыбке хорошо, так как он легкий, как пушинка, и попал в свою стихию. Уменьшили мешок у Игоря Кузьминых, и он пошел торить. Ему сегодня исполнилось 22 года, поздравили. Вечером - 18°С».

А вот и первое случившееся с нами чрезвычайное происшествие.
«-4 февраля 1959 г. На «улице» минус 34°С. Легли спать. И вдруг среди ночи ужасный крик: «Горим!». Это Серега Согрин, раскалив печку, сжег верх палатки. Выкинули печку из палатки и пытались поспать, но холодина страшная - минус 42 °С. Больше всех мерз Борька-рыбка. Чтоб согреть его, Серега решил завернуть меня к нему в мешок. Было тесно, двое в одном мешке, но как-то теплее. Продремав около часа, сильно закоченели и подались к костру, у которого уже сидел Витя Плышевский. Это было в 4 часа утра. Целый день провели на месте, починили палатку, сшивали мешки, рыли в снегу «землянку». Температура - минус 38, 34, 36Х. Спать будем в «землянке» без печки».
Мы преодолели первый стресс, вызванный пожаром. Жаркий костер помог и согреться, и по-новому скроить и сшить спальные мешки, так что из двух одноместных получился один трехместный мешок. Работали дружно и слаженно: одни поддерживали костер, другие вспарывали мешки, третьи сшивали их. Но самое ответственное решение принимали все вместе - продолжать поход непременно. Решили вместо палатки отрывать в снегу траншею до земли, расширять ее внизу до размера человеческого роста, застилать низ хвойным лапником, верх перекрывать лыжами, укладываемыми поперек траншеи, на лыжи накидывать полотно прожженной па¬латки, сверху накладывать выпиленные из снега большие кирпичи. Вот и получилась снежная хижина, вход в которую занавешивался одним из освободившихся одеял, в то время как три других использовались для подстилки двум парням, спавшим в промежутке между двух 3-местных спальных мешков. Просто и надежно. Входим в хижину согнувшись, через лаз, прямо из круглой ямы, вырытой под костер. Удачная оказалась конструкция, прямо-таки гениальная. Но требовала огромного каждодневного труда от всех участников команды. Все напряженно работали, пока не закончено обустройство снежного дома, и только тогда садились умиротворенные вокруг костра в ожидании горячей пищи. В этот же день не предусмотренной графиком дневки опробовали новый дом. Звали его по-разному: «хижиной» или «землянкой». Вот лаконичные записи из Витиного дневничка:
«-5 февраля 1959 г. Проспали ночь замечательно. Легли по трое в сдвоенном мешке, а дежурные под одеялом в середине. Встали в 8.00 и отправились в 10.00. Потеплело до минус 23°С. Шагаем к Сабле, она уже близко. Вечером подошли к самой границе леса и вырыли «землянку». Наблюдали северное сияние. Правда, были тучи на севере, и плохо было видно его. Но отдельные сполохи в виде лучей прожекторов видно хорошо. Они поднимаются очень высоко.
- 6 февраля 1959 г. Поднялись в 6.00. Сегодня восхождение. Были сухари, корейка и какао. В 9.00 пошли к вершине. У подножья оставили лыжи и стали взбираться к вершине по западному контрфорсу. Вершина скрыта в облаках. Зрелище чудесное. Поднялись выше облаков, они лежат плотной пеленой ниже нас. Солнце греет совсем как весной, даже тепло. Примерно к 15.00 по контрфорсу поднялись к главному гребню. Но если всей командой двигаться к вершине, то светлой части дня не хватит на возвращение. Движение в связках замедляет восхождение. Принимаем решение: трое идут вверх, остальные вниз.
Три счастливчика ушли к вершине, а мы сидим на уступчике, мерзнем, пишем дневники. Наблюдаем чудесный заход солнца. Оно красное, расплющенное, на глазах спустилось за горизонт в 17.30. В это время трое достигли вершины, а мы пятеро начали спускаться по контрфорсу в лагерь по старым следам. Первые в мире и в СССР зимние покорители горы Сабли: С. Согрин, В. Плышевский, Б. Мартюшев спустились уже в темноте».
Кажется, после этого восхождения некоторые из нас, и автор в том числе, захотели заняться альпинизмом.
Преодолев несколько лесистых ущелий и перевалов средь заснеженных отрогов Исследовательского хребта, мы, наконец, подошли к восточным отрогам Приполярного Урала. По ущелью р. Б. Паток двигаемся к Неройке.
Витя Малютин аккуратно заносит в записную книжечку свои на-блюдения:
«- 9 февраля 1959 г. В середине ночи стало очень холодно. Утром -35''С. Идешь и весь покрываешься инеем - в итоге обледенелый. На В. Патоке снег неглубокий, но когда вышли на Патоквож, снег опять стал глубокий. На реке очень много ондатр, они ползали на брюхе из одной полыньи в другую. Уже виден массив горы Неройки, вершина ее возвышается над всеми другими, окружающими ее со всех сторон. Характерно, что здесь очень быстро меняется погода. До 14.30 было ясно и холодно -31 "С. Мы остановились на обед, минут 30 мы стояли, ели и мерзли, а потом вдруг сразу и неожиданно стало теплеть: в 14.30 -30 C; в 15°С; в 17.00 -20 ГС; в 20.00 -17°С. Небо в тучах, но они висят довольно высоко. Начал падать снежок, что очень паршиво, так как мы можем застрять на горе Неройке.
- 10 февраля 1959 г. Тепло. Потепление распространяется дальше, уже с утра - минус 9°С. Идет снег, видимости никакой. Прошли около 3 км по р. Выраю и свернули в один из левых притоков. Он извивается, сужается, прорезывается среди скал. Перелезая очередной сугроб, Серега Согрин начал медленно погружаться в воду и вскоре замочил ноги. Общими усилиями и с помощью запасной лыжи -«манюньки» вытащили его. Он переоделся. Поднявшись наверх, мы тотчас встали на ночевку. Серега сегодня именинник, и это было его рождественское купание. Сереге 22 года. Погода теплейшая. Но пока еще небо затянуто тучами.
Что же будет завтра на Неройке?
- 11 февраля 1959 г. Красота, братцы! Проснувшись в 6 часов утра, мы увидели небо, полное звезд, и ощутили неимоверную теплоту. Поев, отправляемся к Неройке, которой еще не видно. К 9.00 взбираемся на гребень-перевал и начинаем траверс горы, которая ведет к вершине. Поднявшись, видим перед собой Неройку, путь к которой лежит через озеро, лежащее глубоко под нами. Глиссируем к нему вниз по склону и в 10.45 начинается подъем-ишачка на Неройку. Вершина очень простая, пилить да пилить на нее — и все. В 12.50 мы на вершине у знака триангуляции».
Это было чудесное и восхити¬тельное восхождение. С вершины г. Неройки просматривались все хребты Приполярного Урала. На юге возвышался массив горы Тельпоз-Из — горы ветров, как именуют ее здесь. Но на пути к Тельпоз-Изу много запутанных ущелий и гористых лабиринтов.
«12 февраля 1959 г. Погода испортилась. Идешь, а кругом сплошная мгла, идешь как в молочном тумане, даже больно смотреть глазами. Горы угадываются только по отдельным камням. Влезаем на первый перевал и идем в распадках гор. Проходим каменные ворота, где колоссальные надувы снега. За ними попадаем в исключительную метель, которая дует прямо в спину, и идти сравнительно легко. Поднявшись немного, увидели прямо по курсу скалистый гребень, за которым ничего дальше не вид¬но. Снег в том месте мелкий, и так как уже в 17.00 надо вставать на ночлег, то мы вернулись к воротам, где в снежном надуве начали рыть пещеру. Снег очень плотный, приходится рыть ледорубом и топором. Через 2,5 часа пещера готова, и мы забрались в мешки.
-  13 февраля 1959 г. Погода на «улице» не улучшается, лежим в мешках и не вылезаем целый день. Решили, если завтра хорошая погода, то идем через хребет, а если плохая, то спускаемся вниз на Большой Паток. Питаемся консервами, сахаром, топим в мешке на груди под свитером снег, но он топится очень медленно. Спим».
14 февраля 1959 г...». Этой не начатой строчкой кончается, к сожалению, дневник Вити Малютина. Но я бесконечно благодарен ему уже за то, что он хранил эту записную книжку целых 39 лет. Витя Малютин заставлял себя писать этот дневничок в своей маленькой записной книжке каждодневно!

Север меня завлёк давно.  Как летними пеше-водными маршрутами, так и зимними. Не случайно после  летнего похода на Вишеру я сколотил группу для похода туда зимой. И не случайно я много лет водил на Север заводские группы, а сейчас вожу школьные. Манит меня не только Северный, но и Приполярный и Полярный Урал. Но там я бываю только летом.  Хотелось бы и зимой, но два отпуска в год – мечта туристов – не положены по КЗОТу. Использую все праздники, добавляя к ним отгулы. А далеко ли уйдёшь на 6 – 10 дней?  Да и собрать группу для дальней зимней многодневки сложней.

    На декабрь ОблКСС намечает вместо обычного семинара провести со спасателями-общественниками несколько маршрутов третьей – четвёртой категории сложности. Всё это проходит под видом повышения спортивного мастерства.
    Я предварительно переговорил с Юрой Мышкиным на счёт возможного освобождения или, на крайний случай, отпуска «без содержания». Начальник цеха не возражает: «Приноси письмо, порешаем». Я приношу письмо на себя и на Толю Бетехтина – приходится оболтывать ещё и начальника первого цеха. Письмо адресовано директору, в нём есть и такая фраза: «Заработную плату просим сохранить по месту работы». Я на это не рассчитываю, но Гендиректор, после согласия начальников цехов, «даёт добро». Немыслимое дело: попутешествовать «на халяву» и зарплату получить!

    Скомплектовано несколько групп, свердловские возглавляют Сергей Логинов, Лёня Басов и Боря Рахимов, северян – Толя Шумков, сборную из номерных городов – Лом (??). Маршруты разные, но исходная точка у всех – Усть-Ушма. Сходятся все маршруты в истоках Печёры под плато Мань-Пупы-Ньёр, после него расходятся по разным хребтам со сбором в Ушме и Вижае.
Мы с Бетехтиным включены в группу Рахимова. Кроме нас в группе Миша Козынцев, Саша Синцов, Толя Соболев, Игорь, охотник-мазила и, поклонник Розенбаума – он же завхоз группы. Фамилии последних трёх не помню.

    От Серова едем автобусами, высаживаемся даже не в Ушме, а дальше, на мосту через Ауспию. Штаб семинара во главе с Гордеевым возвращается в Ушму, будут тешиться там двухдневными вылазками на ближайшие хребты. Побывают и на Чистопе.
    Каждая группа ищет место для бивака. Мы тоже забираемся в низину, трамбуем снег для шатра и кострища. Готовим ужин, и тут обнаруживается, что сегодня праздник! Нет, не День Сталинской Конституции, а кое-что поважнее: 5-го декабря – день рождения Толи Бетехтина! По этому поводу он достаёт из рюкзака пару бутылей «Столичной». Выпиваем по кружке. Отказывающихся нет – повод серьёзный, дата юбилейная – 40 лет. А я-то хожу с ним уже столько лет и, не замечая свои годы, считаю и его чуть ли не юнцом, каким увидел и запомнил при первом знакомстве.
    Утром устраиваем нечто вроде гонок с группой Шумкова. Вдоль Ауспии тропа, почти лесная дорога. У Шумкова группа молодёжная и они нас элементарно «делают». Обед организуют в избе, о её существовании наша группа и не знала. Чувствую, что у нас не в порядке с проработкой маршрута. Ещё до похода я хотел ознакомиться с картами, но мне вежливо отказали. С картами для всех групп возился Басов – связист КСС, он где-то их добыл конфиденциально и, видимо, боялся утечки информации. Я прихватил несколько схем, которыми пользовался в походе на Отортен 70-го года. Топография их верна – сам исправлял неточности. Вот изменений в деталировке (выруба, избы, дороги) за последние 15 лет нет.
    Первый бивак разбиваем в том же месте, где моя группа стояла 15 лет назад. Может даже на том же пятачке, среди негустого пихтового лесочка. Но мне не до уточнений. Я неожиданно так продрог, что начинаю замерзать. Колотит тело, застывшие руки не могут ничего удержать, ног не чувствую. Вот уж чего не хватает – задубеть на бивачных работах! Срочно натягиваю на мокрую штормовку пуховик, данный напрокат Васей Прожериным, напяливаю капюшон до самого носа. Вот уж спасибо Васе: предложил мне только что сшитый пуховик. А я собирался брать в поход свою старенькую сипронку.  Замёрз бы в ней в два счёта. Несколько минут интенсивных махов, топанья, и по телу разливается тепло, отогреваются руки и ноги. Если бы кто-то мне сказал, что можно вот так на ногах замерзнуть – ни за что не поверил бы. А тут едва не окочурился, причём на глазах людей, которые даже не заметили, что я «дохожу».
   
    По бивачным работам легко определить слаженность  группы. Наша слаженностью не отличается. Она и не может быть другой, она изначально сборная. Но чтобы так расходились взгляды на обустройство ночёвки, на правильность и целесообразность тех или иных действий – этого я не ожидал. Вроде бы несколько человек и ходили вместе, но и у них нет единого мнения по простейшим вопросам.
    В целом в группе заметен не только разный уровень опыта, но и разные школы. Дежурные по кухне, как встарь, роют в снегу яму для костра и потом задыхаются в ней от дыма. И если бы только это! Я замечаю десятки огрехов, массу бесполезных действий. Мои школьники после первого же похода действуют грамотней и быстрей. Наверное, я чересчур придирчив и во мне бушует тренерское желание доводить всё до совершенства. Забыл, что на моём счету уже более трёх десятков категорийных лыжных походов. Причём, большинство из них с новичками, которых постоянно приходилось учить.
    Надо отвыкать от тренерской дотошности. Во взрослых группах она без надобности, здесь каждый «сам с усам». И переучивать кого-то бесперспективно и тщетно.

    Утром мы у останца с памятной доской. «Их было 9». Прошло уже 26 лет со дня  гибели дятловцев, но кроме сомнительных старых слухов, ничего об их гибели не прояснилось. Кажется, эта тема потихоньку забывается. Туристов, помнящих те времена, осталось единицы. Пришло новое поколение туристов-лыжников, для которых времена трагедии – глубокая древность.
    Вот и сейчас в разговоре взрывы, ракеты, удушающий гептил… Повторяют то, что повторялось в различных бездоказательных версиях. Я в своё время всё это обследовал, проверил на местности, а кое-что и дома в лаборатории и отвёрг.
    На этом перевале я уже второй раз зимой, случайно побывал здесь и летом. И никогда не приму версий о насильственной гибели туристов, ни ракетно-ядерной, ни любой другой. Природа, только она может быть так безжалостна к человеку. Мы этого не понимаем.

    По северо-восточному более пологому склону поднимаемся на отрог. Склон, как и в марте 70-го бесснежен, только небольшие настовые полянки среди груд камней. Всю зиму позёмка сдувала снег в долину Лозьвы. Там, на перегибах и бортах каньонов ручьёв снежные козырьки и сугробы, завалившие до вершин пяти, шестиметровые деревья.
    Гора «9-ти мертвецов». Впрочем, почему девяти? Кто так предвзято и неточно переименовал гору? Ведь даже приближённый перевод звучит как «гора мёртвых». Гора ни чем не впечатляет. Разве что с её вершины открывается вид на Зауралье. Но вида как такового нет: небо затянуто облачностью, сыплет мелкий снег, на хребте гуляет позёмка.
    Идём на север по западному склону хребта. Ветер ледяной, встречный, начинаются обморожения щёк и носов. Чаще всего страдают «очкарики». Очки, что ли мешают им увидеть свой побелевший нос и щёки? Игорь едва отогрел нос, причём оттёр его снегом, грубо повредив кожный покров, и до конца похода красовался черным носом и щёками. Этот парень то ли бесшабашный, то ли безалаберный, но «аварийщик» – это точно.
    У всех шерстяные подшлемники, но обузить их лицевое окно не догадались. Мой подшлемник перешит ещё в ранних походах, и лицевое окно представляет собой щель, через которую  можно только смотреть. Лоб, щёки, нос, – всё защищено от ветра и мороза. Есть в запасе и утеплённая изнутри брезентовая маска, но до неё дело пока не дошло, мороз не тот. Её использовал всего единожды, при восхождении на Яман-Тау, но тогда мороз был за минус пятьдесят.
    Западные склоны хребта покрыты глубоким снегом. Я такое вижу впервые: обычно на западных склонах присутствует только тонкий настовый покров, снег позёмка сгоняет на восточную сторону. Видимо, последнее время или не было ветров или они дули с востока. Даже кое-где появились козырьки на перегибах, что не характерно для этой местности. Но снег довольно плотный, лыжи тонут на 15 – 20 сантиметров, а кое-где вообще твёрдый наст.
    Идём с остановками: или кто-то оттирает помороженные щёки, или Боря уточняет местоположение по карте. Похоже, он не совсем уверен в правильности движения и уже дважды предлагал уйти с хребта в водостоки ручейков, переходящие  ниже в лесные долины. Боря принимает их за истоки Темпьи, притока Маньской Волосницы. У него за плечами походы на Кодар и другие горные районы. Там маршруты по ущельям. Условия другие и привязка к местности, как он считает, проще. Не знаю, на лыжах ходил только на Урале.
    Попытку свалиться в истоки реки Б.Хозья предотвратил Миша, доказав, что Темпья не течёт на запад. Второй раз Боря тормозит группу у северного истока той же речушки. Боюсь, опять будет длительное обсуждение. Командир наверняка запутался, потерял ориентировку и счёт пройденного пути. А время уже близиться к вечеру, пора на ночлег.
    И тогда я, будто не замечая остановки группы, качу дальше. Убеждён: Отортен ещё впереди. Мне кажется, что я даже вижу его в разрывах мглы. Гора, конечно, не видна, но мгла там гуще, чувствуется: она окутывает что-то огромное. Да и склон хребта в той стороне круче уходит вверх. За мной катит Бетехтин, он нисколько не сомневается в моих действиях, привык за много лет доверять моему опыту. Мы уходим по склону на полкилометра, и тогда группа бросается следом.
    Настигают на очередном отроге. За ним, я уверен, крайний исток Ельмы, левого притока Печёры, Темьпья за следующим водоразделом. Её русло уйдет на север, по направлению нашего движения. Всё это я объясняю Боре, делая вид, что ничего не произошло. Дескать, не заметил их остановки. Предлагаю свалиться в ближайший лесок влево, а завтра подняться сюда же и катить к Темпье – до неё пару километров. Предложение принимается, но утром Боря посылает разведку: точно ли за бугром этот злосчастный ручей и ведёт ли он в указанном мной направлении.

    Три часа увязаем в снегу каньона и выходим на Маньску Волосницу, а по ней – на Печёру. Река здесь маловодна. Местами она сжата скалами, местами берега широко расходятся. Летом она широко течёт по мелким каменистым перекатам. Сейчас мелководья промёрзли до дна, на них наледи, а местами и вода. Лыжи мгновенно обмерзают, и приходится соскабливать лёд ножами. Уходим с реки на береговую террасу; лучше тропить лыжню в глубоком снегу, чем бороться со льдом. Нас догоняет ещё группа, тропим попеременно. Они шли более простым путём, по Сульпии. Руководит Серёжа Лагунов – инструктор  турбазы «Хрустальная». Разрядный рост нужен и инструкторам турбаз, составляющим, кстати, штатный костяк службы спасателей.
    В разрывах деревьев впереди видна круглая заснеженная гора, формой напоминающая опрокинутый колокол. Это Койп, по-мансийски – бубен. Последняя стоянка перед плато болванов запланирована за ним, выше по реке. Этот бивак оборудуем более тщательно, будто чувствуем, что воспользуемся им на обратном пути.

    На ручье, падающем с плато Ичед-Болбаноиз, собираются все группы. Вблизи устья ручья ставятся биваки. Кто-то трудится над прорубью, но тщетно: река промёрзла до галечника, угадать, где подо льдом текут её струйки сложно. Но вода где-то течет, о чём свидетельствуют наледи и вспучивание льда. Печёра здесь и зародилась из ручьёв и не верится, что через тысячу километров она превратится в крупнейшую реку Карского бассейна океана.
    Поднимаемся вверх по подобию тропы. С подъёмом её теряем и движемся по азимуту, благо лес чахлый и захламлён не очень. Вот и голое плато, но изваяний не видно, обзор закрывает горка с треногой наверху. От неё уже просматривается всё плато и группа останцев на понижающемся северном отроге. Издалека они не впечатляют. По мере приближения они вырастают, превращаются в монументальные творения природы.
    Форма каждого останца своеобразна и причудлива. Некоторые, расширяясь вверх, стоят как грибы-строчки на тонкой ножке, некоторые напоминают горские башни. Такого чуда больше нигде не встретишь. Некоторую схожесть имеют красноярские столбы, но те стоят в лесу. Эти же выстроились в цепочку на голом плато, отделённом от мира осыпными склонами. Вид впечатляющий. Человек среди этих исполинов – крупинка. Я готов только на эти скупые сравнения, описать не в силах.
    Поодаль по краям плато торчат ещё несколько скал, но они уже выглядят как обычные останцы, коих на Поясовом Камне предостаточно, от юга до Заполярья.
    Щёлкают фотоаппараты. Я стараюсь напрасно – плёнку засветят при проявлении в лаборатории. Жаль, фотографии рассказывают больше любых описаний. А так у меня осталась пара – тройка  снимков, подаренных кем-то после похода.

    Достигнута самая дальняя точка маршрута, теперь в обратный путь. На спуске Игорь влетает в пень и разбивает носок лыжи. Крепим ему носок из жести, но он умудряется ещё раз влететь в корягу, разбить носок и даже потерять его. Нет, он точно «аварийщик», человек, фортуной запрограммированный на беды! Он плетётся сзади практически на одной лыже, нацепив на вторую варежку, чтоб меньше втыкалась в снег. Беда, в ремонтном наборе нет самого элементарного – хорошего дюралевого носка-протеза!  Предлагаю вытесать новую лыжу. Узнав, что на это потребуется как минимум днёвка, народ протестует. Останавливаемся на вытеске деревянного носка.
    На обед встаём на месте своего старого бивака вблизи Койпа. Выбираю  полено и начинаю обтёсывать. Носок будет размером в четверть лыжи, иначе его не закрепишь. Народ исподтишка подглядывает: для многих изготовление в таёжных условиях даже носка – дело новое, ещё невиданное. Интересуются, как будет загибаться носок. А он и не будет загибаться; в полевых условиях загнуть носок невозможно. Заканчивается носок набалдашником с закруглённым затёсом.
    Обед грозит перерасти в ночёвку. А что? Место хорошее: рядом полынья – топить снег не надо, сохранился настил лапника, кострище и даже запас дров. И я ещё не закончил тесать лыжу. Но Боря против остановки. Узнал, что где-то у устья Маньской Волосницы есть кордон с баней.  Рвётся туда. А тут ещё мимо проскальзывает Логунов, кричит, что идут до изб. Невзирая на близкие сумерки, Боря командует сбор. Надеется хоть к полуночи, но дойти до избы. И тут группа проявляет откровенное неповиновение. Для меня это непонятно, для меня единоначалие в походе свято. Но группа бастует, группа отказывается «выходить на ночь глядя». Боря долго потом будет вспоминать этот «бунт». А был он, как никогда, кстати: Боря даже не знал места расположения кордона, почему-то считал, что он на Печёре, а он стоит на М. Волоснице, в паре километров выше впадения Темпьи. Потому мы его и не видели на пути сюда.
    Утром разглядываем берега, боясь проскочить мимо кордона, и едва не уходим вниз по реке, привязавшись к лыжне, пробитой одиночкой. Спохватились через несколько сотен метров, поняв, что группы, прошедшие вечером, свернули ранее в долину притока и значит кордон не на Печёре. А как бы это происходило ночью? Где бы мы искали эти избы?
    На кордоне задерживаемся только чтобы выслушать восторги Серёги о прелестях парилки.
    Топчем лыжню вверх к перевалу. На подходе встаём на ночлег в угнетённом ветрами пихтовнике. Выше безлесье с темнеющими на заснеженных склонах выходами скал и камней. Завтра нам туда и на юг по хребту.

    Мы на перевале. Не в пример последней недели, погода отличная: солнце, умеренный морозец, слабый ветерок. Хорошо виден вздыбившийся в небеса купол Отортена. Хребёт на юг просматривается до Чистопа. Северное продолжение хребта закрывает безымянная вершина. Конечно, она имеет имя, но наши схемы кончаются перевалом и гора для нас безымянна. Уходим с перевала вдоль склона на юг.
    Восточный склон более крут, а под Отортеном просматривается каньон, ещё дальше – чередование скал и снежных кулуаров. Похоже, путь может оказаться сложным. Боря предлагает спуститься в русло и пройти до перевала Дятлова по Лозьве. Группа согласна: после недавнего бунта её мучают укоры совести. Поджидаем охотника: он где-то бродит за перегибами, слышим выстрелы. Говорит: стрелял по куропаткам, но их нет. То ли мушка сбилась, то ли охотник никудышный. Вот Беня когда-то стрелял: патрон – куропатка! А то и две – если бил по сидячим.
    Уходим вниз, проваливаясь в снег с каждым шагом всё глубже и глубже. Ох, попашем!
    Пашем, действительно, так, что пот со спины стекает до пяток. На каждом перекуре, каждом привале, пара добровольцев, сбросив рюкзаки, уходит тропить. Хоть немного потом пройти по готовой лыжне. Планировали за день выйти на Ауспию, но ночевать пришлось на Лозьве.
    После ночёвки налегке троплю по небольшому ручью: у группы появилось желание выйти из лесной зоны. Но упираюсь в снежный каньон; отвесные стены с козырьками сжали ложе ручья с обеих сторон, выбраться наверх невозможно. Возвращаюсь к биваку и после завтрака идём дальше по Лозьве
    На одном из изгибов справа заснеженный склон; Отортен с его скалами уже сзади. Да, не удалось подрезать его восточный склон, полюбоваться спрятанным в скалах озером. Бывал ли кто-нибудь на нём? Сомневаюсь, уж очень сложный подход. Во всяком случае, зимой. Хотя геодезисты побывали: нанесено же озеро на карты.
    Серпантином поднимаемся к перегибу. За ним ровная терраса, расширяющаяся к перевалу. Ба! Да здесь я уже когда-то бывал, проходил в позёмке в марте 70-го. И неделю назад мы уходили с этой террасы вверх в гору. Тогда кто-то сказал, что, по рассказам, здесь и была найдена палатка дятловцев. Возможно, я уже третий раз иду по пятачку, где её ставили? Всё возможно. Пришлось бы мне выбирать место под палатку, я бы ставил её именно здесь: ветровой наст под ногами – вот тебе кирпичи для стенки, вверх уходит малоснежный склон – ничего сверху не свалится.

    С Ауспии выходим на Пурму, повторяем путь, пройденный мною и Бетехтиным пятнадцать лет назад. Новинка: за слияньем двух истоков натыкаемся на избу. Охотничье зимовье. Это видно по путикам, пробитым от избы в разные стороны. Ночуем в избе. Натопленная с вечера печь, ночью остыла, и ни кто не двинулся протопить её. Встаём в холоде, продрогнув до костей.
    Как выходить в посёлок? По этому поводу снова возникают разногласия. Побеждает мнение, что надо идти запорошенным путиком по просеке на восток. Предполагается, что он выйдет на дорогу, по которой мы заезжали на Ауспию.   Просека вывела на дорогу, но путик исчез ещё раньше, пришлось тропить лыжню несколько вёрст. По дороге до Усть-Ушмы катим до глубоких сумерек. Радует то, что завхоз, бегущий впереди, оставляет на укатанной дороге дольки шоколада для замыкающих. И то, что  разучиваем коньковый ход, недавно увиденный по телеку. По твёрдой дороге, этот модный способ бега, на кантах «Бескидов» получается неплохо. В Ушме  многолюдно. Зеки из колонии снуют среди туристов – ищут знакомых и земляков. Мне кажется, в колонии царит полный бардак: пьяные, чифирные и, возможно, обколотые. Времена майора Царькова с его дисциплиной, вероятно, канули в прошлое.

    Этот, в общем-то, неплохой поход принёс массу впечатлений. В первую очередь положительных: знакомство с интересными людьми, с ранее незнакомым уголком Севера и местами, вызывающими приятные воспоминания. Но я всё больше утверждаюсь в своём убеждении: в сложный поход нужно идти только схоженной, заранее сдружившейся группой. И чем сложней поход, тем это правило неукоснительней. Есть ещё несколько отрицательных эмоций и мыслей, но я их воздержусь излагать. Это касается Советов по туризму, МКК, КСС и развития спортивного туризма.  Может, я в чём-то неправ, может мои взгляды устарели и туризм развивается непонятным мне, но правильным путём? Только время рассудит: что-то устоится, что-то отомрёт как анахронизм, какой-то ложный путь развития закончится тупиком, как несостоятельный.

    Интересно: как будут вспоминать поход участники через двадцать – тридцать лет?

Утверждение Вэма

     С реки углубились в  тайгу и  уходили все  дальше от жилых  мест. Может быть, в тайге были признаки человека, но  спрятанные под снегом. Снег плотно
покрывал густые кусты и лежал  на них крышей. Иногда кто-нибудь проваливался в подснежную пещеру. Чаще  всего  Вэб. Его приходилось вытаскивать.  Тропить нужно  было  очень осторожно.  Отличным   чувством снега обладал   Вэм. Ему, несмотря на    тяжесть груза,  удавалось   аккуратно красться  по   насту не проваливаясь. А Вэб, идя за ним, проваливался и в бешенстве мял снег.
     На привале  Саша  предложил  сделать   перестановку:  за  легким  Вэмом поставить Ларису, за Ларисой   его, Сашу, за ним   Юру, за Юрой  Начальника,
потом  Вэба. Так и   сделали.  Цепочка  теперь  представляла  собой  как  бы гусеницу, которая с одной стороны была легкой и оставляла неглубокий след, а
другой своей стороной   пропахивала  канаву. Гусеница  то бросалась  вперед, увлекаемая Вэмом, то увязала с Вэбовой стороны.
     Саша старался копировать  движения Вэма: то ли  на палках висит, то  ли тяжесть медленно переносит?
     - Как это тебе удается? - спросил он.
     - А я  как бы выпрыгиваю вперед  и вверх одной  ногой  и качусь  на ней осторожно.   Другой отталкиваюсь, но    также осторожно, чтобы не  провалить
наст. И пошел, и пошел... - показывал Вэм на привале.
     Лариса захлопала в ладошки  в перчатках и  варежках, а сверху еще  были брезентовые рукавицы. На брезентовых рукавицах  вышиты красные солнышки, как на японском флаге.
     Лариса хорошая лыжница.  Ее спортивный класс даже выше,  чем у Вэма.  У Вэма открылся тропежный  талант, но Лариса  быстро научилась тропить по  его способу.
     - Ну-ка, Вэб, попробуй, - предложил Юра.
     - Нет, - сказал Вэб, - Я рабочая  лошадь. Мне груз давайте, это лазанье не по мне.
     - А вот, Начальник, идея.  Пусть Вэб не тропит, а  всегда идет сзади, и повесим на него Вэмов груз. А Вэм пусть все время тропит, - предложил Саша.
     Идея оказалась великолепной. Вэма    почти совсем  разгрузили,   Ларису наполовину. Сашу тоже  разгрузили чуть-чуть. Почти  все навалили на Вэба. Но
он продолжал требовать еще.
     - Хватит с тебя, - сказал Начальник  и взял часть  груза себе. Юра тоже порывался догрузиться, но ему отказали.
       Через два дня вышли на другую  реку. Снова видно далеко вперед. Снова увеличилась скорость. Но  на  этой реке  попадалась под снегом  вода.  Лыжня
часто промокала, и лыжи мгновенно обмерзали. Начиналась мучительная операция чистки - острием  лыжной палки,  щепкой,  ножом.  Лед  как  будто врастал  в древесину. Нож скользил по  нему, иногда зарезался   в дерево. Иногда  через какие-нибудь сто метров лыжи снова подмерзали. Их переставали чистить, и шли не    скользя,    а   ступая.   Вэм    открыл    хороший    способ    чистки льда-сухарем. Замерзший  сухарь работал как абразив  - стачивал лед.  Но при этом расходовался и сухарь.
     Становилось  голодновато. Почти все   время  хотелось есть.  Из графика движения выбились, хуже  того,   не   знали  местонахождения, но    пока  не
экономили.
     Начальник понимал, какая опасность надвигается, но как-то просто забыл, что  надо экономить продукты.  Саша  об этом  помнил,  но  очень страдал  от
холода, не хотелось  ему даже думать  о том, что  холод нападет еще сильнее, если уменьшить  рацион.  Еще несколько  дней назад Саша   думал, что подсчет
энергозатрат по необходимой калорийности  питания дается в книгах  ошибочно, что затраты   организма нельзя оценить  механической   работой и работой  по разогреву, что коэффициент полезного действия организма и хорошее настроение находятся в прямой связи, что все зависит от отношения к еде, а калорийность отходит на второй план.
     Но эти мысли Саша растерял. Теперь он  спешил съесть очередной сухарик, кусочек масла и  сахара, чтобы защититься,  потому что мысль о нехватке  еды
страшила  ожиданием усталости.  Просыпался голод, а   от голода наваливалась усталость. Порочный  круг сжимался и сжимал тоской.   Тоска и холод затевали свой хоровод, забирая силы и тепло. Мечта о пище, как об избавлении, мечта и разочарование снова и снова обновляли эти круги...
     Не   в   силах  больше  терпеть,  отчаянно    бросался  Саша  навстречу усталости.  И тогда  - странное  дело   - усталость  отступала.   Уходя, она
уносила с собой холод, голод и тоску.
     Он   удивлялся: как    же это  происходит?    Опять в    нем просыпался исследователь. Но эти светлые минуты наступали все реже.
     Вэб боялся дневной остановки на обед и в то же время желал ее. Он знал, что замерзнет, но ждал, что еда  ему поможет.  На привале раздавали шоколад,
сухари и масло, которое тверже сухарей. Сначала оно крошится во рту, а потом в нем   начинают вязнуть  зубы.  Кажется, что  масла   много, но  оно быстро
пропадает. А  черный сухарик (сразу  видно,  что он маленький), в  нем много разных вкусов:   и     кисловатый,  и горьковатый.   Сухарик     можно  есть
долго. Сухарик  вкуснее шоколада, который  Вэб прячет  на  потом. Но  только тронулись   с  обеда, стало так  холодно   и  тоскливо, что  Вэб сразу  съел
шоколад. И у него больше ничего не осталось.

     Начальнику легче, чем остальным. Если  утром трудно отойти от костра  и он стоит и  задерживается, никто его не подгонит:  "Ну ты, Начальник!". Если
на переходе он протропит всего десять шагов в глубоком снегу и шагнет вбок - это значит, что и остальным можно также, а не то, что он лично филонит. Если
он сегодня отдаст приказ Ларисе сократить дневной рацион вдвое, то сам он не будет переживать -  его  же приказ. Никто, кроме   него, в группе   не может
сказать: "Надо поворачивать назад, ребята,  мы слишком медленно продвигаемся вперед и  слишком быстро теряем  силы".  Он добился исключительного  права в решениях  мелких   и  крупных. Вначале,  защищаясь  от   инициативы Вэма, он притеснял Вэма. Но  не просто притеснял,   он демонстрировал остальным  свою волю. Вэм нужен был ему, как раз такой Вэм.
     Но Володя  Маленький сумел    защититься. Он перестал    давать советы, предлагать свою помощь,   когда   его  не  просили,   возражать,  когда  его
упрекали. К тому же проявилась  его способность быстрее всех передвигаться и медленнее всех уставать. Вэм уже не  годился для первоначальной роли.  Тогда защищаться от Начальника пришлось Саше.
     В  первые дни  Саша спас всех  от мороза.  Это уже  забылось. Костровая техника казалась теперь  очевидной, но, лишенная постоянного осмысления, она
начала разваливаться. Тот удачный  ночлег, когда наконец удалось  согреться, потребовал восьми часов работы. Каждый день на это не хватало ни времени, ни сил. Ночлег постепенно стали упрощать, но  не совершенствуя, а ухудшая. Саша предложил   разрезать   палатки  и  скроить   удобный   тент   из палаточных крыш. Начальник взвился:
     - А сдавать кто их будет? Казенные!
     Но дело было в другом. Он не хотел больше следовать советам Саши, более того - они раздражали его.
     Сшили общий  спальный мешок. В нем  было  значительно теплее. И однажды Начальник решил, что можно спать без  костра. В результате пришлось вставать и ночью пилить бревна. Опять была бессонная ночь. А утром произошла ссора.
     Начал Вэб.   Он заявил, что  несет   больше всех и  весит  больше всех, поэтому    должен получать     больше    пищи.   Дело  было  сразу     после
завтрака. Начальник спросил с ласковой угрозой:
     - Ты с ума сошел, да, Вэб?
     - А почему не так? - спросил Вэб.
     Начальник не знал, что ответить. Вэб напирал:
     - Саша  подсчитывал калорийность. Так вот,  по  этому подсчету я больше всех недоедаю. Почему вы едите больше меня?
     - Заткнись, - сказал Начальник. Остальные молчали.
     - Да  вы что?  - закричал Начальник.   - Давайте  меньше  всех  кормить
Лариску, она самая маленькая и мало песет.
     - Пожалуйста, - согласилась Лариса, - это справедливо.
     - И ты замолчи. Вы что, с ума все посходили?  Почему  у тебя палатка не сложена, Вэм?
     - Потому что я ее сушу.
     - Собирай, хватит сушить, подумаешь, на сто граммов будет легче? Хватит выгадывать!
     - Заткнись, Начальник, - сказал Юра.
     - Начальник,  - сказал  вдруг  Вэм рассудительно   и твердо, -  знаешь, почему Вэба не надо больше кормить?
     - Почему? - открыл рот Начальник.
     Вэм сделал паузу, как в театре.
     - Знаешь почему, Вэб? - спросил он и Вэба.
     - Почему? - открыл рот Вэб.
     - Потому  что  никто   никогда  так не поступал    в походах. А  походы придумали не мы...
     Это произвело впечатление.
     - Если  Вэба кормить   больше, - продолжал  Вэм,   - то он  хуже  будет страдать, потому что будет чувствовать себя виноватым.  Правда, Вэб? Дело не
в том, кто больше ест, а  в том, как чувствует  себя человек. Вэб, давай я у тебя возьму груз, а хочешь, отдам тебе половину обеденного перекуса. Я могу.
     - Не надо, - сказал Вэб.
     - Вот.  А  знаете, почему он  не  согласился?  Потому что  от этого мне станет лучше, а  ему хуже. И вообще  те, кто придумал   все эти калории  для
походных рационов, просто     дураки, которым  обязательно  во  всем   нужна наука. Настоящие ученые понимают, что наука нужна только там, где не хватает здравого смысла. А дураки любят науку везде.
     На одном из привалов Вэб пробурчал:
     - Я тебе этого дурака не прощу.
     - Так это не ты дурак.
     - Не я? -- спросил Вэб.
     - Конечно, не ты.
     - Но ведь я просил еды?
     - Ты.
     - Ну?
     - А придумал рассчитывать калорийность в походах не ты?
     - Точно, не я.
     - Если бы эти самые калории никто  не подсчитывал, так и требовать тебе было бы нечего. И не страдал бы ты, думая, что недоедаешь.  На сухарик.
     - Нет.
     - Бери, у меня еще два.
     И Вэб сухарик взял.

     Сегодня   Вэм был доволен жизнью.    Не   нужно возиться с    лапником, натягивать тент,  лазить по снегу,  выслушивать  окрики Вэба и умозаключения
Начальника. Главное, не надо копошиться в темноте  и холоде, натянув на себя всю одежду. Теперь они  придут к готовому  костру! Может  быть, и еда  будет
готова. Он и Лариса. Они вдвоем уходят от  лагеря все дальше, пробивая лыжню на завтра.
     Взошла луна. Река осветилась. И так же, как и при солнце, легли поперек тени. Когда из тени выходишь на свет, снег зажигается синим огнем.
     Снег сухой,  как вода обтекает  ноги. Идти не холодно  и  не жарко. Нет рюкзака! И  темп что надо.  Вышли в телогрейках, потом  бросили их  прямо на
снег. Скоро и штормовки бросили. Вэм и свитер  снял, но не бросил, а завязал на поясе. Скоро опять надел, потом опять снял. Ветра  нет, но мороз силен. У
Вэма мерз нос, когда на бегу дыхание  учащалось. Вэм отогревал его рукой, но мерзла рука.
     Вэм плывет по снегу  деловито, как маленький  корабль. Лариса, будто на прицепе,  за  ним.  Потом  они плавно  разворачиваются, и   ужо  Вэм идет на
прицепе, а Лариса впереди ведет его сквозь царство лунного света.
     Вэм идет  за Ларисой и только начинает  чувствовать,  что отдохнул, что пора ему тропить,   как Лариса сама уступает  путь.   Так шли они,  забыв  о
времени, тонко чувствуя друг друга. А когда Вэм немножко начинал подмерзать, он на ходу, не останавливаясь, надевал свитер.
     В   лагере   Начальник       тем    временем     проявлял       крайнее неудовольствие. Поводом явилась  новая  конструкция  костра, которую  сделал
Саша: комбинация "нодьи" и "пушки".  "Нодья" - два параллельных бревна, одно на другом, укрепленные с боков деревянными колышками, а "пушка" - еще сверху три бревна поперек  "нодьи". "Нодья" горит  по всей длине слабым пламенем, а "пушка"  дает столб огня. Высокое пламя  светит сверху  вниз, поэтому настил для спанья Саша  решил  сделать не наклонным,   а плоским: удобнее,  и сырое бревно для упора не требуется.
     Начальнику все  это  не понравилось. А   у  Саши что-то не  ладилось  с костром. К тому же у  Саши сильно замерзли  ноги. Он раскачивал то одной, то
другой ногой. Потом сел к костру, разулся и начал растирать пальцы.
     Ведра еще не стояли на огне.
     - Надо скорее, - требовал Начальник.  Саша наспех  сунул ногу в ботинок и бросился наполнять ведра снегом.
     - Подожди, - сказал Юра.
     Он надел лыжи,  взял ведро и спустился к  реке.  На реке была  полынья, засыпанная снегом,  - плавная продолговатая   яма. Юра стукнул  в дно  ямы и
отдернул лыжную  палку.  Открылась черная дырка,  маслянисто  запрыгал в ней лунный свет, появился звук воды. Юра достал из  кармана бечевку и привязал к лыжной палке ведро. Оно наполнилось мгновенно, дернуло, потянуло.  Не ожидая
такой живой  тянущей силы,  Юра   потерял  равновесие и  стал клониться    в яму. Оттуда глянула чернота с осколками луны,  и мгновенно пронзила сознание мысль: утянет под лед... Юра разжал руку - ведро и палка исчезли.
     - Давай воду, - сказал Саша, когда Юра пришел к костру.
     - Сейчас.
     Юра взял  второе ведро и  ушел. Через  некоторое время он  принес его с
водой, в которой плавал комьями снег не тая. Такая она была холодная.
     - Речная вода, - сказал Юра.
     Они зачерпнули ее кружкой. Очень холодно было пить.
     - Нам ведра хватит и на кашу и на чай, - сказал  Саша. - Давай разольем на два ведра.
     - Второе ведро унесло, - сказал Юра. - Утонуло.
     - Ты серьезно?!
     - К  сожалению.  Саша испугался.  Он  знал, что  Начальник будет винитьего.
     - Ну иди, скажи ему сам.
     - Скажу. Ты не бойся.
     - А что мне бояться? - Когда Саша говорил это, на душе у него стало так мерзко,  что он вдруг пожалел  обо всем этом  походе и  подумал: "Скорее бы,
скорее бы закончилось".

     Вэм услышал вой. Никогда он не слышал,  как воют волки, во сразу понял, что это они.
     - Слышишь, Лариса?
     - Нет, - сказала Лариса, но почему-то сразу поняла, о чем он.
     Вэм  с упорством отчаяния  рванулся вперед.   Он  был уверен, что волки теперь знают каждый его шаг,  и не хотел   им показывать, что испугался.  Но
каждый  шаг  от  лагеря  давался  ему все  труднее.   Вскоре Вэм   замер.  И развернулся.
     Но  волки сзади.  Идти к  ним  навстречу? Вэм  побежал  по лыжне, потом остановился и подумал,   что волки обойдут  и  нападут  со спины.  А ну  как
сцапают Лариску незаметно.
     - Беги вперед что есть силы, - приказал он ей.
     - А ты не отстанешь?
     - Нет.
     Теперь и  Лариса  испугалась.  Светлые  лыжи ее  замелькали,  как спицы колеса,  палки подняли снежную   пыль.  Она мчалась так стремительно,   что,
попадись  ей волки   навстречу, они  бы  ретировались.  Ее  блестящая лыжная техника не подкачала, а страх прибавил сил.

     Начальник  и  Вэб таскали бревна.   Саша  и Юра  сооружали  настил. Для четверых было много      работы. Они устали.  Казалось,    давным-давно  они
ковыряются  в холодном   мраке,  а  конца  трудам не   было  видно.   Ведро, поставленное на бревна, перевернулось. Зашипел костер. Стало темно.
     - Я пойду наберу воды, - сказал Юра.
     - Последнее ведро, - сказал Начальник.
     Юра  спустился на реку. Здесь по-прежнему  было светло  от луны. Только теперь  луна переехала с  одного  берега на  другой.  Юра привязывал  ведро,
когда  услышал  необычный  звук. Сначала  ему показалось,   что где-то завыл ветер. Но странно оборвался этот  вой, будто магнитофон заклинило. Юра долго стоял и слушал. Но тишина не нарушалась.
     - Юра! - закричал из темноты Начальник.
     - Иди сюда, - позвал его Юра.
     - Ты второе ведро утопил? - Начальник приближался.
     - Саш, - сказал Юра, - ты не шуми, я сейчас волков слышал.
     - Ты что? Ты не ошибся?
     - Нет.
     - Я ракету пущу, мы так уславливались.
     - Пусти.
     - Какую ракету пустить?
     - А вы как уславливались?
     - Никак.
     - Пусти какую хочешь.

     Вэм и Лариса увидели красную ракету. Она была безнадежно далеко.
     - Ух как мы далеко ушли, - вздохнула Лариса.
     - Ты не бойся, - сказал Вэм.  Он подошел и обнял  ее за плечи. Она была легко одета. Вэм почувствовал под рукой ее острые  горячие плечи и замер. Он
сам не заметил, как обнял ее.

     Когда все было готово, Начальник  вышел на реку и  там стоял. Ничего он не слышал. "Почему они не возвращаются?" -  подумал он с раздражением. Пошел в лагерь, зарядил в темноте ружье и пальнул.
     Тишина. Вьются искры костра.
     - Начальник, ты застрелился? - спросил Вэб.
     - Да, - ответил Начальник.  Он убрал ружье и подошел к костру:
     - Волки им  мерещатся,  - ворчал он. -  Скоро  тигры привидятся.  Ведра топят. Как будем жить с одним ведром?!

     Перелезая   через   речной  завал, Вэм  зацепился  лыжей   и  полетел в снег. Лариса помогла ему выбраться. Вэм, конечно,  потерял рукавицы. Он стал
рыть голыми руками. Они мгновенно потеряли чувствительность.
     - Ой, Лариска, руки! - Вэм бил в ладоши, - Руки, ой, - причитал он.
     Она сняла  рукавички, ваяла Вэмовы  руки, сунула их  себе  под свитер и принялась растирать. Вэм не чувствовал рук.
     - Что с твоими руками? Вэм, они неживые?!
     - Я не знаю.
     Тогда она  подняла обе рубашки, что  были на ней,  и прижала его руки к своему животу. Вэм не чувствовал рук, но его самого бросило в жар.
     И руки начали отогреваться.
     Оказалось, что,   падая,  Вэм   сломал  лыжу.  Теперь  он  ковылял   на обломке. Найденные  рукавицы были  полны  снега,  и Вэм замотал   руки своим
неизменным шарфом. Так он шел не спеша и ничего на свете теперь не боялся.
     Через час они  заметили отблески огня,  но, прежде чем выйти к  костру, Вэм остановился и тронул Ларису за руку:
     - Про волков ни слова, а то не пошлют больше тропить.
     - Точно, - сказала Лариса.

     Саша ел обжигаясь.  Становилось  легче. Сколько еще будет  этих ужасных ночлегов.   Он видит себя  в большой  теплой  комнате, где  можно остаться в
тонкой   рубашке.  Руки  не болят. Ноги    не мерзнут.  Не саднит обожженный язык. Скорее бы в поезд. Он довезет...
     В общем большом мешке Саша лежит с  края. С края  холодно, но все равно лучше - никто не толкает. А с другой стороны  Лариса. Он прислоняется к ней,
чувствует ее тепло и  оживает. Потом погружается в сон.  Но и во сне она его защищает. А днем, на  этом ужасном  холоде,  во время этого  бессмысленного,
неизвестно куда ведущего пути, он мечтает о минуте, когда окажется в мешке и прижмется к ней. И  немножко, хотя бы немножко  успеет  полежать в тепле  не засыпая.

                                 Вэб

     Они  приближались к   верховьям  реки.  Берега  поднимались,  появились скалы.  Под берегом виднелась промоина.   Вэб решил срезать излучину реки  и
полез на  берег. Он увяз в снегу,  упал и не мог  выбраться из рюкзака.  Его освободили и подняли. Оказалось, что  провалился он в глубокую снежную нору,
а на  дне     ее тепло  укрытый  снегом незамерзший     ручеек. Вэб  вымочил лыжи. Устроили привал. Сели на рюкзаки. Вэб скоблил лыжи.
     - Понесло тебя на берег, - сказал Начальник.
     Вэб скреб.
     Все сидели на рюкзаках, на  берегу, над промоиной.  Быстро бежала вода, шел от нее пар, и нависающий над водой куст расцвел белым инеем.
     - Как красиво, - воскликнула Лариса, - посмотрите же! Это зимние цветы! Или подводные кораллы!
     Солнце    светило с реки.  На   реке ослепительное  его отражение. Если гладкая вода  зеркалом  отражает солнце,   то снег, как   невероятное  число
маленьких  зеркалец, изображения  четкого не дает,  а свет  и тепло идут,  и солнечная сила  удваивается.  Следы  какого-то  зверька  терялись в  снежном
сиянии. Свет  пронизывал пар от полыньи,  который,  леденея, временами давал радугу.   Наши путешественники залюбовались.  В  первый  раз с начала похода оставили их заботы с тяготами.

     Вэб перестал скрести.
     Вэм полез к краю кромки, чтобы сломать веточку "коралла".
     - Ты куда, свалишься, - предостерег Начальник.
     - Ничего, - сказал Вэм   и продолжал тянуться.  Самые красивые  веточки были над самой водой.
     - Вэм, возьми топор и сруби куст, - сказал Вэб.
     - Что ты, я только маленькую самую...
     - Вэм, не надо, - Ларисин голос взлетел над берегом и рекой.
     Вэм    уже  дотянулся и   потрогал    инеевый  "коралл".  Тот  оказался прочным. Вэм отломил веточку.
     - Лариска, держи, - крикнул он и приготовился кинуть.
     Веточку Вэм держал  в правой руке, правая  лыжа его опиралась на снег у основания куста, а левая, залатанная,  была сильно вывернута пяткой наружу и
вверх. Лариса встала.  Вэм кинул веточку  и потерял равновесие.  Правая лыжа его соскользнула с обрыва и поехала пяткой в воду.  Вэм попытался схватиться за куст, но не успел  и полетел в воду  головой вниз. Вэм скрылся под водой, потом появилась его голова.    Он смотрел на  берег. Начальник   вскочил, но запутался в лыжах и упал. Вэма потащило водой, и  он скрылся подо льдом. Тут все увидели  его руку, которая, пробив край  снежного навеса,  зацепилась за лед.
     Сейчас рука исчезнет, и все.
     Рука не исчезла.
     Что-то с шумом обрушилось в воду. Это был Вэб. Его потащила вода. Но он без лыж сумел подняться. Обгоняя поток, устремился он к  Вэмовой руке. Но не
успел.
     Рука исчезла. В следующее мгновение исчез Вэб.
     - Вэб! Вэ-эб! - закричала Лариса.
     Ниже не  видно было  промоин.  Ниже пустое  сияние  света. Среди   этой пустоты  возникла голова Вэба.   И сам Вэб   появился по пояс.   Тогда стала
заметна глубокая   выемка в безукоризненно  белом  снегу.  Вэб нагнулся.  Он поднимал  Вэма, Вэм тоже  шевелился. Вэб поднял  его над снегом, над водой и
начал   вылезать   сам. Но  они  опять   провалились.  Открытая  черная вода становилась все шире, они барахтались в ней.
     Но, прежде чем успели подбежать к ним, Вэб и Вэм выбрались сами.
     На что надеялся Вэб,  ныряя под лед? Нырнув, он  увидел впереди свет и, когда свет над ним оказался, ударил в него головой и увидел берега. И только
тогда понял, что держит  в руках Вэма. От  неожиданности тут же чуть его  не выпустил, но спохватился.

     Вэм ничего не рассказывал. Пока раздевали его, он держался, даже шутил:
     - Вэб, я отдам тебе ужин. Два ужина.
     Потом затих и посинел.
     Костер горел, Вэма усадили к  самому огню.  Он  пришел в себя, но глаза не открывал. Положить его было некуда.
     Вэб разделся сам,  вытирался. И только  у огня начал дрожать. Лицо  его дергалось. Он пытался что-то говорить, жутко стуча зубами.
     - Замолчи ты! - приказал Начальник.
     Зубы умолкли.
     Тогда сильная дрожь напала на Вэма, и он открыл глаза.
     В тот день больше  никуда не шли.  Вэм и Вэб  сидели у костра рядышком, закутанные в мешок,   пьяненькие от спирта.  Давно пора  спать, но никто  не
спит. Съеден ужин. Рацион еще не ограничивали, но Начальник  уже знал, что с утра будут есть  вполовину. Неизвестно, где они находились.  Та ли это река?
По срисованной невесть   откуда  карте  невозможно было   определиться.   Но глубокое умиротворение,  какое редко бывает  в жизни,  захватило всех  в тот
вечер. Правда, надо заметить, что не только Вэм и Вэб выпили спирта, приняли понемногу и остальные.

                            Двое мужчин

На  восьмой  день вышли на  водораздел.  Болота.  Ветер  мчится сквозь строй чахлых берез. Стоять  на месте невозможно. Но  куда идти? Вчера стало  ясно,
что поднялись не  по той реке, ошиблись,  когда  переходили с одной реки  на другую. Могли бы понять это раньше. Но  уже слишком устали, чтобы рассуждать и  думать.  Узловой водораздел был  посередине маршрута,  а достигли они его только теперь.  Но  не могли же  они за  восемь дней  пройти только половину "ненаселенки". Значит,  это был не тот   водораздел и не  та  река. Но какая тогда? На их карте была только их река и их водораздел.
     - Дальше идти бессмысленно, - сказал Вэм.  - Надо думать.
     Начальник и Вэм стояли в сторонке от остальных.
     - Долго не подумаешь.
     - Давай повернем к железной дороге...
     Вэб,  Юра, Лариса и Саша сидели  съежившись на рюкзаках. Не участвовали они в  обсуждении, не пришли на  помощь Начальнику в этот  час. Даже если бы морозы были  слабее,   а  снег мельче,  не  готовы   были они все   к  этому походу. Пришлось наверстывать уже в  пути. На ходу учиться технике ночлегов, совершенствовать  снаряжение, на ходу совершенствовать и  самих  себя и свою группу. Как поставить ответственность Начальника   высоко-высоко над его  же властью?  Как возвести волю каждого  в закон для всех  и  сохранить при этом возможность  действовать сообща?  Вот   какие  вопросы поставил  перед  ними трудный и опасный добровольный поход.
     Но перед выходом  не доросли они до этих  вопросов.  Начальник повел  в поход группу, какая была. И сам он был такой, какой был.  Если бы не он - не
состоялся бы поход. Лариса бы не встретила  Сашу, а он бы  ее не оценил, Вэм не проявил  бы свой  тропежный талант и   не узнал  бы радости  завоеванного
уважения, Саша не собрал бы материал для будущих открытий, а Юра не убедился бы лишний  раз (но всегда нелишний),   сколь хорошо и  правильно сторониться всяческой суеты...
     Все,  что  сказано в этом   авторском  отступлении, лишь обертоны. Тоны звучат значительнее и глубже. Что же касается  мотивов похода, то сыграть их
возможно только в целом жанре туристской литературы, который можно развивать долго-долго. Но  произойдет  ли это?  Никто  не знает...  Во всяком  случае,
сейчас не будем задерживать наших героев. Времени у них  осталось в обрез. А морозы продолжаются.
     Первый пасмурный день. Мороз ослабел немного, но  стало промозгло. И на ходу    теперь не    удавалось  согреться.  Уже      не первый день   шли  в
телогрейках.  Телогрейки  превратились  в ледяные  панцири.   За день  в них намерзало столько влаги, что высушить не  удавалось. Их подвешивали близко к костру, но они горели.
     На Вэме одни дыры.  От них пахнет паленым и  мокрым. Весь правый  бок у Вэмовой телогрейки отсутствует, а правый рукав надевается отдельно.
     Саша Начальник тоже весь погорелый,  но с рукавами  и даже с карманами, достал из одного   кармана  последние две    папиросы. Только  они   с Вэмом
курильщики.
     - Может, одну на двоих? - разумно предложил Вэм.
     - Нет, покурим по-человечески.
     - Знаешь, Начальник, у  нас есть верный  ход.  - Добрый Вэм, не оставил Начальника. И не обиделся бы нисколько, если бы тот опять на него зарычал.
     - Какой?
     - Шпарить  назад по  своей  лыжне. Все   побросать можно. За  три   дня добежим.
     Начальник задумался. Вэм предлагал трудное решение. Слишком много тягот осталось   за спиной,   чтобы хватило  сил   повернуть.   Для такого решения
мужества у Начальника не доставало. Ему казалось,  что впереди близко жилье, что завтра   они    обязательно  выйдут.     Вэм предлагал       действовать
наверняка. Начальник  не   мог бы  сказать, почему  он  так  не  хочет  идти назад. Он  этого не знал.  Не знал,  и  почему его неудержимо тянет  вперед.
Его, и всех остальных, да и Вэма тоже.
     - Вэм, - сказал  Начальник,  - давай  подумаем  по  порядку: во-первых, нужно скорее  идти к  настоящему лесу  и ночевать,  назад до леса  далеко, а
вперед   не  очень...  наверное...   во-вторых,    нам сейчас  их   назад не повернуть...
     - Почему?
     - Не повернуть,  и все. Я знаю.  Если им так  же не хочется идти назад, как мне, то ничем не повернуть. В-третьих, Вэм, ты  видишь, какое небо? Если
пойдет снег - лыжню занесет.
     Они  развернули опять свой жалкий рисунок  с  карты. До железной дороги было километров семьдесят, она здесь резко отходила в сторону. Между точкой, в которой предполагали  свое нахождение, и  железной дорогой ничего не  было нарисовано  на  их карте  - белое    пятно.  Как идти?   По  азимуту поперек распадков и речных долин? По бурелому? Через завалы и чащи?
     - Давай  пойдем  вперед, - сказал  Начальник,  - ты видишь,  нам просто больше ничего не остается.
     Они докурили  папиросы до бумажного  мундштука.  Так в обычной жизни не докуривают. Вэм свою раньше кончил, и Начальник дал  ему пару раз затянуться от своей.
     Было еще не поздно. Местность начала выпукло  понижаться. Видно было не далеко.  Казалось, ближние  березы   стоят  на краю  облака,   ползущего  по
земле. Но это было не облако, а пасмурное  небо. Наконец стало видно далеко, и   сразу появилось  озеро.   В ту  же минуту  выглянуло  солнце, впереди, у
горизонта. Лыжники спускались теперь словно в другую страну.
     Бережок, высокий, но не  обрывистый,  образовал залив. Сосновые  стволы горели, отражая огонь заката. У воды стояла новенькая избушка.
     Лыжи  сами  примчались  к   ней.  Сосны вокруг уходили   в  невероятную высоту. Были  они безукоризненно правильны и  красивы. Стены избушки сложены из таких же стволов, так же горят и они, и снег, и лес за озером.
     Около избушки   лиственница.   Серые  ветви, лишенные    хвои,  кажутся мертвыми. Она  тут одна -    лиственничные горно-тундровые леса   начинаются
севернее. А  поскольку  она  стояла  тут  одна,  то издали   казалась  сухой елью.  Так   ее и  увидели наши  путешественники:    вот, мол,  сушина какая
прекрасная, у самой избы.
     Приходится удивляться, как плохо знали они лес. В Подмосковье научились находить  путь по карте,  бродить в   темноте,  зажигать простейшие  костры,
ставить палатки.  Вот и все, что они  умели.  Еще они  научились петь песни, разбираться  в   туристских правилах, вязать  несколько   узлов и устраивать
подвесные переправы на веревке. Все это было теперь ни  к чему. Никто из них не дал себе труда заранее узнать о лесе, в котором теперь предстояло выжить.
     Конечно, они догадались  бы, что это  не  сушина, хотя бы  по тому, как пошла пила, или в конце  концов по тяжести бревен -   сырая лиственница и  в
воде тонет. Но они находились уже в том состоянии холодовой усталости, когда тело  лишено  устойчивости к  холоду,   а голова  - способности  мыслить.  А
поэтому, еще  более чем раньше,  стали  они самонадеянны.  Теперь достаточно было повода, чтобы произошла катастрофа. Поводом явилась избушка.
     Вэм соорудил трамплин и учил всех прыгать.  Не  спешили они с лагерными работами.  Даже рюкзаки в  избушку  не  затащили: только  заглянули в  нее и
удивились красоте.
     - Люди недавно были! - заявил Начальник.
     В избушке - растопка, соль,  пакет вермишели.  Пол из хорошо уложенного сена. Нар нет. Очаг из круглых  озерных камней, обмазанная глиной площадка у очага. Стены снизу коричневые, закопченные, а выше черные и черный с блеском потолок. Под потолком отверстие для дыма загорожено дощечкой. Из угла в угол перекладина. На ней  длинные деревянные крюки из ветвей.  На одном из крюков котел.  Начальника обманули  чистота и красота.   Он не увидел, какой ровный вокруг  снег. Не  заметил,  что в избушке совсем   не  пахнет жильем. Скорее всего, с самого лета здесь никого не было.
     Вэб поднялся в очередной раз на горку.
     - Смотрите, - закричал он, - деревня!  Все замерли.
     Начальник съездил за биноклем и стал рассматривать дальний берег.
     - Нет ничего, - сказал он.
     - Дай-ка  сюда, -  потребовал Вэб. Он  долго смотрел,  наморщив  нос, и что-то бормотал.
     - Нет там  ничего, - сказал   Саша. - Если бы   деревня, и без  бинокля увидели бы дым.
     - Не видно, - сказал Вэб.
     С трамплина  Вэм   прыгал замечательно. Будто   руками поднимал  себя в воздух и,  опустив руки, словно опираясь на  них, летел. Ни у кого, конечно,
так  не получалось.  Вэб  нарочно падал  и валялся,  выбивая  под трамплином ямы. Но Вэму эти ямы не мешали. Он через них перелетал.
     Все   извалялись  в снегу.   Наконец-то снег   был  для  них веселым  и добрым.  Посуровел  он,  когда погасли лучи    солнца, а звезды  появились с
северо-восточной стороны.
     Надвигалась ночь. Тогда бросились они пилить обманную "сушину". Свалили ее. Отпилили чурбаны покороче. Начальник их колол. Сломал один топор, сломал другой, потом один починил и расколол два чурбана.
     В  это время все   в мокрой  одежде замерзли   до того,  что  перестали двигаться. Стояли и ждали.
     Среди звезд и светлого снега зияла открытая в  избу дверь. За ней такая темень! Такой   холод!   Туда невозможно  сунуться.   Влага  пасмурного  дня
оставалась в воздухе и сконденсировалась в ледяной туман. Он стянул лица.
     - Огонь скорее, Начальник! - кричал в темноте Вэб.
     - Ставьте рюкзаки вдоль стен, не втаскивайте со снегом.
     - Огонь!!!
     Начальник поджег    растопку,   подложил сухие  лучины   и  полешки  из оставленного в   избе  запаса.   Все    осветилось.  Дым  скрыл    в    избе
потолок. Образовался новый потолок, сизый, ровный и  чуть подвижный.  Он был высок, дышать не мешал, можно было под ним стоять. Коричневые и черные стены отливали медью,  зажелтело  сено. Оживали  лица и   руки.  Пока Начальник не положил в  огонь  сырую   лиственницу.  Охваченная пламенем,   вроде  бы она занялась, но это обугливались  острые грани полешек.  Гореть сырые поленья в маленьком очаге не могли - когда растопка кончилась, свет погас.
     Начальник  начал дуть на  угли. Пошел новый   дым, теперь уже тяжелый и холодный. Он не поднимался вверх, а заполнял всю избу.
     Начальник дул. Сколько это длилось - кто  знает.  Ничего не видно было, только тусклые угли в дыму и дым.
     Саша  лежа стал отжиматься на    руках,  чтобы согреться. Его   примеру последовал Вэм. Ни Вэм, ни   Саша не согрелись. Вэм,   Саша и Юра  выбрались
наружу.
     Под  открытым  небом холод взял в тиски.  Пробовали  бегать,  бороться. Бесполезно.
     Начальник продолжал в избе дуть.
     - Закройте дверь! - приглушенно крикнул он.
     - Угорите, - сказал Вэм.- Закройте! Холодно!  - взревел оттуда Вэб.
     Вэм  захлопнул дверь.   Начал снова   бегать,  качать ногой.  Потом  он приседал с лиственничным чурбаном на плечах. Но  чем больше он двигался, тем
сильнее замерзал. То же самое происходило с Юрой и Сашей.
     - Чт-т-о делать? - спросил Саша.
     - Надеваем лыжи, - сказал Вэм.
     - Разводим костер, - сказал Юра.
     - Костер  не  развести,  мне  спичку   не   зажечь, -  говорил Вэм.  Он направился к торчащим из сугроба лыжам.
     У Саши и Юры не было сил надевать лыжи. Да и не  могли им теперь помочь лыжи, потому  что некуда было  бежать. Страх заставлял тело сжиматься. Страх надо убрать. Но   как?   Огонь!  Набрать  мелкого  сушняка   и  зажечь?  Уже недоступно.
     Оставался последний резерв,  простой  защитный рефлекс живых существ  - так испугаться, чтобы  перейти  в иное состояние, чтоб  от  страха бросило в
жар. Но не все из них на это способны.
     Всех спас Вэб. Распахнулась дверь. Из нее вырвались клубы дыма и Вэб:
     - Я  больше не могу!  -  заорал  он  и ринулся   прочь.   Следом за ним побежала Лариса:
     - Ловите его, ему мерещится деревня!
     Ларису обогнал Начальник, потом Юра и Саша.
     Вэм, возившийся  с лыжами, мигом   надел их,  схватил чьи-то  палки   и побежал по выбитой  пятью парами ног  канаве. Он быстро  настиг четверых, но
Вэба  впереди не видел.  На озере  наст. Вэм летит  над ним  мягко и плавно, черные  ямы     следов ему навстречу. Небо    светит   огнями половины миров
Вселенной. Вэм забыл, как минуту назад замерзал, и, куда теперь держит путь, не  думал.   Откуда явилась  к  нему  эта волшебная  легкость, эта бархатная
теплота? Может быть, он уже умер?
     Нет, он знал, что не будет так вечно.  Что впереди его что-то ждет, что бег нацелен и задан. Что он,  Вэм, нашел свое место  в мире. А увидев Вэба и
вообще все вспомнил.
     Когда Вэм  догнал Вэба, а это произошло  не сразу, тот лежал на ровной, будто утоптанной площадке, скрытой за большим сугробом.
     Вэм съехал с сугроба и задавил Вэба.
     - Тише ты, - сказал Вэб, - больно ведь.
     От Вэба шел пар. Пар поднимался над ним,  гнел от его одежды. Одна нога Вэба в белой бахиле, другая чернела голым ботинком.
     - Пойдем назад, пойдем!
     - Пойдем.
     - Ты куда бежал?
     - Да так... Почудились огни.
     - Но ты в избе был.
     - В избе и причудилось.
     - Хорош. Бахилу где потерял?
     - Не знаю.
     До половины ночи по очереди поддерживали огонь в очаге. К половине ночи хворост кончился, но изба уже нагрелась.
     Ботинки утром были мягкие и сухие. Вэм радостно натянул их.
     Он  открыл дверь. Светало.  Шел густой  и мелкий  снег. Сыпало,  как из молотилки.  Новый, незнакомый запах снегопада  разволновал Вэма. И он стоял,
пока не  подмерз.  Временами пуржило. Ветер   потоками гнал  снег с  озера и закручивал под стеной.
     Вэм растолкал Начальника.
     - Что?
     - Снег идет.
     - Что, утро?
     - Снег идет, говорю. Сильный!
     Начальник сел, посмотрел на светящиеся часы.
     - Десятый... Вэм, зажги огонек. Есть там хоть какой-нибудь мусор?
     Огонь осветил  стены  и потолок с  перекладиной  и крюками. Плотный, из тысячи запахов теплый воздух жилья был сладок.
     Вэм нашел папиросы.
     - Да? - вскочил Начальник.
     Они с Вэмом замолкли.
     Запах  табачного  дыма разбудил  Сашу.   Он открыл  глаза  и следил  за Начальником и Вэмом.
     - Вот это жизнь, - стонал Вэм, - никуда отсюда не пойду.
     - А жрать что будешь?
     - Нич-чего... Кстати, пора бы насчет завтрака, Начальник.
     - Обойдешься. Сашину ногу видел?
     - Смотрел вчера.
     - Ну что?
     - Почернела. Долго не пройдет.
     - Что делать будем?
     - Известное дело, везти на санках, - сказал Вэм.
     - Втроем?
     - Почему? Впятером.
     - Вэб ногу растянул, а Лариска не в счет.
     - Лариска в счет,  а  Вэб  потянет, как   хромая лошадь... Но если снег кончится, надо нам идти вдвоем. Пока не поздно.  Я  видел следы зверья - тут
можно охотиться и ждать. Можно рыбу на озере ловить. Снасть не потерял?
     - Снасть есть, - сказал Начальник.
     - Она добежит? - спросил он вдруг.
     - Наверняка. Мне бы за ней угнаться.
     - Пойди посмотри снег.
     Снег кончился.  Быстро   прояснялось. Выпало сантиметра  три. На  реках лыжню могло  занести.  Но на  реках снег мельче  и плотнее.  Стоянки на пути
готовые. Всюду почти остались дрова...
     Они молчали.  Табак. Тепло. Блаженство,  когда  тепло не  в мешке, а на свободе. И со всех  сторон! У костра   все в человеке бьется, пульсирует,  и
хорошо, если  находишь свой ритм.   Но ненадолго.  А  здесь, в  искусственно созданном мире, отгороженном от обширной природы (слишком обширной и пустой, чтобы долго среди нее суметь жить), можно отдыхать, думать, искать решение.
     Они уже все решили. А теперь молчали.  Молчали двое мужчин. Один из них теперь    должен   спасать  всех.   Все   свершилось   почти   так,  как  он
мечтал... Другой озадачен,  отягощен. Он проиграл:  теперь их должен спасать Вэм, а он,  Начальник, ничего не может  сделать. Ему остается только собрать
все силы и ждать. Теперь ему тяжелее всех. Теперь наступила расплата.
     И еще была    Лариса, которую он позвал   в   поход, которой  собирался предложить место в своем спальном   мешке. Но постеснялся, думал,  устроится
само. А вот Саша не постеснялся.
     Сейчас Лариса уйдет с Вэмом.   Они будут идти дни   и ночи и  ненадолго останавливаться у огня.
     А он... будет ждать.
     Двое мужчин молчали. Все, что они говорили  до сих пор, не имело теперь значения. Потом Начальник спросил:
     - Разбудим ребят?
     - Подожди. Дай спокойно собраться.
     Вэм взял Юрин тонкий капроновый рюкзак. Аккуратно вынул  из него все, а рюкзак  расстелил.  Взвесил на ладони банку  мяса,  подумал  и отложил. Взял
сухарей, немного сахару, остатки масла.
     - Все, Саня, - сказал он Начальнику, - режь палаточную крышу.
     - Сейчас, Вэм.
     На снегу Начальник, Юра, Вэм, Лариса и Саша.  Лариса и Вэм на лыжах.
     - Точно ружье не возьмешь?
     - Нет.
     - Ракет мало.
     - Хватит.
     - Компас на всякий случай.
     Вэм протянул за компасом руку.
     - Не выматывайтесь сразу.
     - Нет.
     - Куда вы, я  с вами! -  послышался  вдруг голос  Вэба. И Вэб пришел по снегу босиком.
     - Ты что босой, опять с ума сошел? - напустился на него Начальник.
     - Не  опять. Я  всегда  хожу босиком,  только в  лесу не хотел.  Сейчас обуюсь.
     - Мы пошли, Вэб, иди спать.
     - Нет,  я  с  вами хочу. Ну   подождите!  Вэб  скрылся.  Саша подошел к Ларисе. Начальник позвал Вэба, и они вдвоем отошли к избе.
     - Лучше  бы вам не  ходить,  - заговорил Саша.    - Надо придумать, как выбираться всем вместе. Не надо разъединяться.
     Она молчала. А он вдруг потупился, сгорбился.  Тогда Лариса рванулась к нему. Что-то мучительное, но в то же время светлое и радостное закружило ее,
и, как с высоты бросаются  в  воду, решила она   остаться с ним, и будь  что будет.
     - Вот  так женщины спасают мужчин в  наше время...  А мужчинам от этого крышка, - проговорил он.
     - Так во все   времена  спасали, -   услышала Лариса свой голос. Кто-то произнес эти  слова будто  вместо нее.  Захотелось  ей даже   оглянуться. Но
оглядываться она не стала, подняла Сашину голову и погладила его по заросшей щеке.
     - Мы скоро придем, ты подожди, - сказала она.  Вэб выкатился из двери в расшнурованных ботинках.
     - Сейчас надену лыжи и... - суетился он.
     - Успокойся,    -   сказал   ему   Вэм,   -  выслушай.   Мы    идем  за
помощью. Назад. Тебе за нами не угнаться.
     - Тогда я вас провожу.
     - Нет, ты оставайся здесь. Ты руби дрова.
     - Мы скоро придем, Вэб, - сказала Лариса.

                               Эпилог

- Пошли, - скомандовал Вэм и сильно толкнулся палками.
      Они побежали.  Сначала вдоль берега,   потом, мелькая среди  деревьев, стали подниматься и уходить на болота.
      Начальник, Вэб и Саша довольно  долго еще стояли неподвижно, пока  Юра не сказал:
      - Хорошо это, красиво.
      - Что? - спросил Начальник,
      - Все, - сказал Юра.
      - Пошли  в избу, - предложил  Начальник.  Они двинулись по уже глубоко пробитой тропке.  Вдруг Вэб  остановился. Начальник  ткнулся  ему в спину  и
заворчал:
      - Ну иди, иди, что стал.
      Вэб молчал. Он не двигался. Начальник повернулся в сторону озера и сам застыл. Саша наткнулся на них и решил обойти, но тоже взглянул...
      За  озером, над дальним лесом   поднимались   струйки дыма. Они   были отчетливо видны - дымы из печных труб.
      - Саша! - заорал  Начальник. - Саша, надо их  догнать! . Надевание лыж длилось  долго, крепления заледенели.  Наконец  Начальник и Юра сорвались  с
места.  Вскоре Начальник значительно опередил.   Время от времени он кричал, но не  надеялся,   что его услышат. Он    выбрался на болота и увидел,   что
далеко-далеко впереди никого нет.
      Саша остался в  избе один, В  уме он прикинул задачку: если предельная скорость Начальника на одну четверть  больше средней скорости Вэма и Ларисы, а разрыв по времени четверть часа, то Начальнику никогда  их не догнать. Все сократится, и  останется  единица. А с   предельной скоростью Начальнику  непробежать целый один час.
      А     через  сколько   времени    он     приблизится  на    расстояние голоса... или... выстрела... И тут  его  осенило. Он вскочил, открыл  дверь,
впустил в избу свет. Ружье торчало из Начальничьего рюкзака.  Он стал рыться в рюкзаке:  вот  коробка патронов,  не полная, еще  коробка...  Надо,  чтобы
выстрелы были ритмичны. Ритм приковывает внимание. Двадцать секунд потратить на    тренировку:    ружье  переломить,   патрон      в ствол,   захлопнуть, поднять...  переломить, гильзу вон, патрон в  ствол... - пусть медленнее, но точнее.
      Ближние склоны задержат звук. Надо выбежать на озеро.
      Только выбежал - солнце  осветило прямые восходящие столбы. Теперь они сами сигналили и наверняка были видны с болот - надо лишь оглянуться.
      Саша выстрелил   прямо в них и,   не  дожидаясь эха,   начал методично стрелять. В промежутках между его выстрелами громыхало эхо.
      Саша почувствовал (и  сразу поверил своему чутью),   что Лариса и  Вэм слышат.  Каждый выстрел теперь  откликался  в нем новой  волною радости.  Он
палил и смеялся. А когда патроны кончились, опустил ружье, огляделся...
      Большое белое  пространство улыбалось в  ответ.  Зима  это или лето  - какая разница, если  тепло. Тепло и красиво.  Под  ногами  лед. И счастливый
человек стоит на льду.
      Начальник  услышал выстрел  и оглянулся.   Подсвеченные  солнцем струи дыма как будто  сами светились. Может быть,  Лариса и Вэм  видят дым, но все
равно уходят? Нет, так обманывать себя нельзя.  Бессмысленно. Так можно и не дойти. А сам поход, в  нем есть смысл?  Конечно, но иногда теряется. Тогда и
возникает этот вопрос. Но только тогда...
      Он увидел Вэма. Потом  и Ларису. Вэм стоял  и смотрел назад, а Лариса, опираясь на палки, смотрела в даль болот.
      - Вот они! Ура! - раздался сзади голос Вэба.
      Вэм услышал и поднял руку. Но стоял, не трогался с места.

Скользит     одна     лыжа,   другая,  ноги    переступают,   толкаются палки... Плотная снежная  поверхность, то гладкая, то сморщенная застругами,
острыми,  извилистыми.  Лыжи их  переезжают,  а  я как   будто стою.  Тундра катится сама навстречу, освещенная белым солнцем.
     Но нет никакой пустоты - все занято простором.  Лыжи не оставляют следа на плотном  снегу. Я  бежал в паре  с  Володей-старшим, он же  Директор, это
соответствовало его    должности  там,  в   городе,  но  здесь было   просто полноценной кличкой.  Мы с Директором тащили  легкие нарты, и они на плотном
снегу совсем не стесняли нас. Однако Директор  их ругал, и заструги ругал, и запотевшие очки, и слишком яркое солнце, и холодный  ветер, и поземку, и лед
на ресницах и бровях, который намерзал в вырезах маски так, что не успеваешь оттаивать  его  голой  рукой,  а  рука  успевает  замерзнуть.  Меня  все эти
обстоятельства совсем  не  раздражали.  Я  физически  ощущал   свободу в  ее наилучшей форме - в беспрепятственной возможности перемещений.  И скольжение было великолепным!

     Из  самой северной   точки  Воркутинской железной   дороги,  со станции Хальмер-Ю, взяв совсем малый запас продуктов и  бензина, мы решили пробежать по трехсоткилометровой  дуге из долины реки  Кары в горы  Полярного Урала, в район хребта Оче-Нырд,  и обратно.  Это места,  лишенные жилья, населения  и леса,  полные колорита  и  очарования  настоящего  севера.   Наше время было жестко ограничено едой и  бензином. Пурга и  всякие происшествия должны были компенсироваться   своевременным  сокращением  дуги.  Каждый горный перевал, уводивший  в глубь  ненаселенки,  был  рискованным ходом, который,   однако, совершался не просто, а с точным расчетом. В таком расчете мы видели интерес нашей спортивной  игры - гораздо больший,  чем в самом   лыжном беге; как ни увлекателен он  сам по себе  из-за перевалов, попутных и встречных ураганов, тяжелых  морозов и штилевых  снегопадов,   закрывающих путь глубоким  рыхлым снегом, мы оценивали  его как простое  перемещение фигур после того, как ход обдуман. Фигурами в игре были мы.
     Нас было четверо -  удобный состав. Мы разбились  на две пары, по числу нарт. Это были очень  легкие санки с небольшим  грузом, но все-таки их лучше
тащить вдвоем,   подцепившись    веером:  тогда на   спусках,   когда  санки разгоняются, можно разъехаться и, пропустив их вперед, удерживать за веревки
и управлять ими.  Вторые санки тащили  Володя, тезка Директора (но в отличие от    него прозванный  Начальником,  что  соответствовало  его назначению  в
группе), и мой  тезка - Сашка, прозванный  Малышом, наверное, за то, что был младше всех, но больше всех ростом.
     Мы с Директором впервые поднялись  на широкий увал. Наверху я  попросил его отцепиться   и, усевшись на  нарты  верхом, помчался  вниз. Склон  был в
застругах, я  приподнимался, вставал на  лыжи,  когда нарты подпрыгивали,  и все-таки они    сломались,  уткнувшись в  снег.  Я   пролетел над   ними, но
привязанная лямка рванула и опрокинула меня. Директор подъехал.  Поднимаясь, я  видел обращенную ко   мне маску,  в одном  из  вырезов которой  энергично двигались губы.  Мои  уши  были  тепло укутаны  шапкой,  и  сверху  еще  был брезентовый капюшон штормовки,   и  я не слышал   Директора.  Но я   не стал высовывать ухо, потому что приблизительно знал, что он произносит.

      Некоторое  время мы  возились с  винтами и   гайками, соединяя обломки полозьев. Я быстро снимал  левую рукавицу и  подавал Директору винт. Он брал его  и  продевал в отверстие.  Правая  рука у меня  к  тому времени была еще теплой,  и, внимательно прицелившись,  стоя на коленях, я наворачивал правой рукой гаечку на винтик. Потом, отогревая  руки, мы разговаривали, сидя рядом на корточках. Малыш и Начальник стояли  рядом, скептически наблюдая за нашей работой.  Потом, замерзнув,  принялись строить   снежную стену, потому   что неясно было, можно ли через полчаса двинуться дальше: ветер набирал силу.
     Солнце теперь    красноватым  пятном   с трудом    просвечивало  сквозь поземку.  Темные  волны летящего снега  раскачивали его,   а мы с Директором
продолжали калечить пальцы на тонкой работе.
     Наконец до нас      донесся еле слышный  протяжный   голос  Начальника: "Конча-ай!" И мы с облегчением поднялись.
     Теперь все четверо занимались одной  работой.  Я вырезал кирпичи, Малыш и Директор  носили  их, а Начальник  воздвигал  стену.  Снег здесь  покрывал
тундру тонким слоем (не более тридцати сантиметров) и был перемешан с травой и мхом. Кирпичи получались тонкие, хрупкие, иногда неправильной формы. Через час,  когда стена достигла четырехметровой  длины и полутораметровой высоты, она рухнула.
     Некоторое время мы бездействовали, глядя на развалины. Поток снега стал гуще, значит, это был снег не только поднятый с земли,  но и летящий сверху,
из туч. Началась пурга.
     Мы переместились метров на  двадцать в сторону, там  снег был глубже  и лучше. Начали строить  новую стену.  Начальник укладывал кирпичи  аккуратно, каждый кирпич тщательно подгоняя по месту.  Я думал о  том, что от состояния полного  благополучия можно  незаметно  и неотвратимо  прийти  к катастрофе: сломанные нарты, упавшая стена, усиливающийся ветер.  Теперь осталось упасть второй стене. Часа через два новая стена была готова, и под ее прикрытием мы начали ставить палатку.

     Меховые рукавицы у меня совсем  промокли. Теперь, занимаясь палаткой, я минуту  постоял в бездействии, - рукавицы сразу  схватило морозом. Я не  мог
даже держать веревку. Скинул рукавицы, быстро закрепил веревку голой рукой и тут  же  обнаружил,  что пальцы   потеряли чувствительность.   Втиснув  их в мерзлую  рукавицу,  начал    размахивать  руками. Чувствительность   пальцев восстанавливалась.
     Запасные рукавицы,   широкие,   длинные, из  собачьего меха,  лежали  в кармане рюкзака, упакованные в полиэтилен. Но  я не хотел их доставать. Мало
ли  что   может  случиться.  Вечная    история с  рукавицами,   когда режешь снег. Сжимаешь  рукоятку  ножа с  усилием  - и рука  горячая,  потная; потом
поднимаешь снежный кирпич - и рукавицы в снегу. А  потом опять хватаешься за нож в заснеженной рукавице - снег тает на  ней. Пробовали  защищать рукавицы резиной, однако слишком потеют руки.
     Поставили  палатку, залезаем внутрь. Мерзко  сгибаться в забитой снегом обледенелой одежде и  лезть  под низкую "штору"   входа. Хорошо еще, что  мы
отказались от затягивающихся  входов в виде рукава-тубуса,  на альпинистский манер; с теми, когда обмерзнут, вообще  гибель. Уселись на рюкзаки, слушаем, как палатка  бьется. Зажгли светильник  и только теперь обнаружили,  что все еще сидим и обмерзших масках.
     Масками  мы довольны: много лет совершенствовали  и добились, что в них тепло,  дышится свободно,  прорези для  глаз набок  не сползают и  обмерзают
несильно, - забываешь, что маска надета.

     Зажгли     примусы, палатка   стала   нагреваться.    Начали  понемногу шевелиться. Мой  тезка зацепил  длинной  ногой в обмерзшей бахиле  примус  и
опрокинул его. Из форсунки  брызнула струя жидкого горящего бензина,  этакий огнемет; примус вспыхнул. Я  вдавил его ботинком  в снег.  Начальник ойкнул, схватил меня за ногу, но я не собирался больше  топтать примус и уже засыпал его снегом. Но, увы, горелка обломилась.
     Какой-то рок преследовал нас.  Так бывает: пойдут неудачи-мелочи,  одно за другое цепляется, дальше - больше. А  в общем-то сами виноваты: надо было разложить  сначала подстилки, мешки, разуться,  снять толстую одежду, занять каждому  свое место...  Да  и  примус  на  поверхности держать  нельзя. Надо выкопать в снегу кухонную  ямку такой глубины,  чтобы он вместе  с кастрюлей скрылся, а то и кипяток кому-нибудь на голову опрокинуть недолго.
     Еду сготовили на одном примусе:  часа полтора  длилась процедура. Но  в тот  вечер  спешить было некуда. Начальник  считал,   что разуваться пока не
стоит - мы не были уверены в палатке. Она бешено трепыхалась, скаты хлопали, как парус, пообрывавший шкоты. Палатку мы сшили перед самым походом и еще не испытали.
     Пурга   была хороша! Как    выяснилось  потом,  поезда до  Воркуты   не доходили.  А  это много  южнее.  Говорят,  на   ветке Воркута -   Лабытнанги
опрокинуло ветром вагон.

      У палатки  стала отрываться угловая   оттяжка.  Мы это видели  по швам изнутри. Начальник залез в угол и  наблюдал, как нитка  ползет. Все швы были
проклеены, поэтому распускались  медленно. Начальник смотрел, смотрел, потом сказал: "Директор, давай одевайся, на улицу полезешь".
      Мы с Сашкой уже находились в мешке, разутые, полураздетые, подремывать начали.
      Одеваясь, Директор ворчал,  повторяя приказание Начальника на все лады с вариациями. "Быстрее шевелись", -  цыкнул на него  Начальник, но тот и так
застегивался стремительно, как на  учениях.   Директор приподнял  "штору"  и выкатился наружу, однако в палатку успел залететь забортный снежный вихрь.
      Начался   "испорченный   телефон": "Эй,  что...  не  слышу!"   - вопил Начальник. Снаружи до нас  с Сашкой не доходило  живых звуков. Но  Начальник
что-то слышал, потому  что переспрашивал: "Что в порядке?..  А  черт, что ты там бубнишь?"
      Я  тоже  подозревал,   что  Директор  говорит  про    себя и   не   по делу. Начальник  собрался уже  лезть сам, но   во вход просунулась  какая-то
часть Директора, и мы не сразу поняли, что это его голова.
      Освободив ее от налипшего снега, он  рассказал, что одна оттяжка почти оторвалась и вторая начинает. Начальник дал  Директору приготовленную иглу с
капроновой ниткой, и тот исчез.
      - Одевайтесь, ребята, - сказал Начальник нам.
      Один Володя прокалывал  палатку иглой  снаружи, другой Володя  изнутри возвращал  иглу   назад. Я  полез наружу   осмотреть   стену и,   если надо,
отремонтировать.   Ветрозащитные стены    -  моя  "специальность",  я  много занимался ими, даже пытался теоретизировать.  Но уже тогда я понял, что дело
не только в стене.  Ни Нансен в  Арктике, ни  Амундсен в Антарктиде  стен не строили, однако их палатки выдерживали ветер.  А над телами капитана Роберта Скотта  и его   спутников палатка, поставленная   в пургу  без всякой стены, простояла всю  долгую антарктическую  зиму (с  марта по  ноябрь на шельфовом леднике Росса) и осталась цела.

      Стена  стояла хорошо; боковые кирпичи были  изъедены ветром, но это не страшно, лишь бы стена не разрушалась в середине и у основания. Палатка была почти    не  заснежена,  а   сугроб  накапливался   за ней  на   достаточном расстоянии. Вот тут уже бесспорное преимущество стены: ею можно регулировать снегонакопление,     весь   фокус   во   взаимном   расположении    стены  и палатки. Удобно,   когда палатка  не  засыпана снегом:  в  ней сухо,  однако выдержит ли она при этом буйство ветра. Слой  снега, конечно, предохранил бы ее,  но тогда палатка не   должна быть  двускатной. Двускатную палатку  типа "Памирка" снег задавит и порвет.
      Необходима палатка  пирамидальная. Именно такие были и  у Нансена, и у Амундсена, и у Скотта,  и у других серьезных  путешественников. А мы... Нет,
положительно, двускатная палатка  "от лукавого" -  порочное изобретательство альпинистов двадцатого века.
      Я не стал ремонтировать  стену,    а пошел посмотреть,  как   поживает Директор. Поживал он плохо. Для начала я на него наступил, приняв за снежный
заструг. Директор вскинулся,  освобождаясь от снега, затряс  почти беззвучно головой.   Он совсем окоченел. Я   сменил его, но  продержался недолго. Меня
сменил Начальник. В   палатке  я долго  приходил   в себя,   кряхтел,  и уже отдышавшийся   Директор подтрунивал надо мной.   А   Сашка тем временем  шил изнутри. Потом еще несколько раз Володи сменяли друг друга.  Все-таки что ни говори, а мужики в возрасте к холоду устойчивее.
      Когда   окончилось  шитье, они     еще  долго  сидели   в   палатке не раздеваясь. Мы с  Сашкой были  уже в  мешке. Он спал,  изогнувшись крючком и
обиженно сунув голову себе  под  мышку. Я   тоже начал засыпать...  В  конце концов, гори  все синим огнем, сколько же  можно?! И  так уже пошел двадцать
первый час с тех пор, как мы последний раз спали.

     Я проснулся от легкого покалывания снежинок, падающих на лицо. На часах было  два, и по  свету я решил, что  два часа ночи, но усомнился, сообразив,
что  свет в  большей мере   зависит   от силы  пурги,  нежели от   положения солнца.   Судя по    поведению  палатки,   пурга  не  ослабевала.   Я  завел часы.  Сколько  же времени  я спал?  Можно  спокойно ошибиться на двенадцать часов. Ребята спали, им тоже мешал иней, обтрясаемый с потолка палатки.
     Иней   во время пурги!   Странно.  Обычно  потолок  просто  мокрый  или обмерзший. А тут  иней, и обильный,  как  в сильный мороз,  когда продолжает
холодать. Действительно, очень холодно, меховую  шапку  я натянул на лоб,  и ребята закутали головы. Холодает, так пора бы пурге  кончаться. Но не похоже по палатке, и по  свету тоже, если сейчас день.   А наверное, все-таки день: не могли же мы проспать девятнадцать часов.
     Из рюкзака   под головой я  достал  инструменты и, устроившись  в мешке поудобнее, принялся чинить   примус.  Немели пальцы, пришлось   все  железки
отогревать  в мешке.  Потом  я  установил  примус в  кухонной   яме и  начал заправлять  бензином.  Полиэтиленовая пятилитровая  канистра стояла у стенки
палатки, аккуратно  врезанная  в    снег  до  половины. Она  находилась   на достаточном расстоянии от кухонной ямы, но все же я, лежа в мешке на животе,
мог дотянуться  до нее.  Резиновой  грушей со   шлангом  я набрал бензин   и заправил примусы. Капли бензина, падая на руки, обжигали холодом.
     Покалеченный примус кое-как горел. Я  лежал в мешке, подложив под грудь полупустой рюкзак, а спальный мешок укрывал мне  спину и даже голову. Только руки по  локоть я высунул из  мешка и орудовал в кухонной  яме. Было тепло и удобно. Длинным ножом  вырезал из краев  ямы снежные кубики, накалывал их на нож и опускал в кастрюлю. Зимой хорошо: нет проблемы с водой, был бы бензин.
     Еды я сварил в три раза меньше, чем в ходовой день, хотел и чая нагреть меньше, чтобы сэкономить бензин,  но,  в  конце  концов, такого приказа   не
было.    Разложил еду   по мискам.  Почуяв    запах  горячей  пищи, Володьки зашевелились. Только Сашка продолжал спать.

     В дни   сидения под пургой     ели мы мало, но   в   чае не могли  себе отказать.  И      уже  в  первое   утро      начали  испытывать естественную потребность. Директор предложил пренебречь условностями  и отвести для наших нужд участок снега   в углу палатки,  подальше  от  кухонной ямы.  Начальник усмотрел в этом определенный непорядок, что, как  известно, всегда влечет за собой  штраф. Мы  не возражали.  Размер   штрафа установили  по стандарту  - рубль. Мы с  Сашкой полезли  в рюкзаки,  распаковывая "подкожные деньги",  и выложили по рублю. Начальник торжественно актировал деньги в кассу. Потом он минут двадцать  тщательно  одевался и полез наружу.  В  щель  под занавеской ворвался снежный  вихрь. Это произвело на  Директора,  который тоже собрался наружу, впечатление,  и к  моменту  прихода Начальника  он задолжал обществу рубль. Начальник  вполз отдуваясь  и был похож   черт знает на  что.  Тут же Директор предъявил ему рубль. Начальник, весь залепленный снегом, сидя прямо на снежном   полу, отплевываясь, с  рублем в  руке,  глядел на этот бумажный предмет, мучительно осознавая его реальный смысл и назначение.
     Утром мы стали готовиться к выходу. Я вылез из палатки последним. Обоих Володей  заметил не сразу:  они расхаживали  взад-вперед на расстоянии  пяти метров от  меня, но то был  предел  видимости. Сашка неподвижно  стоял около палатки нахохлившись и безнадежно вращая головой. Находясь лицом к ветру, мы не могли   дышать,  так плотен  был  поток снега.   Мороз достигал  тридцати градусов, и  я чувствовал,     как  ветер  высасывает  живое тепло     моего тела.  Очевидно, давала себя   знать высокая влажность воздуха. Временами  в потоке   летящего  снега  палатка  скрывалась  от    меня,  уплывала, и жуть подступала к сердцу.
     Стена была  сильно  изъедена ветром, но мы   не стали ее чинить.  В эти минуты   я  оценил  по  заслугам  достижения  цивилизации  даже  в  варианте
провинциального общего вагона.
     На  четвертые сутки ветер  ослабел. Начальник  сказал,  что не плохо бы кому-нибудь  вылезти  осмотреться, но   просьба, обращенная в  пространство, осталась без  ответа. Тогда   он вылез сам   и  принялся расхаживать  вокруг палатки, чему-то радуясь. Нам стало любопытно, и мы тоже вылезли.
     Свет,   непомерно яркий свет   поразил   глаза.  Это был  блеск  легкой поземки, пропитанной солнцем. Влажное лицо стянуло морозом. От резкого ветра
с острым  запахом снега я задохнулся. После  тесноты палатки я  выпрямился и пошел, размахивая руками, по твердому, как бетон, снегу.
     Кружевом    застругов окружала  нас     тундра,   белая, белее    любых кружев.  Небо! Никогда  небо не  бывает таким синим,   как в  разрывах белых
облаков,  а солнце - таким  мягким  и теплым,  как в  мороз, когда на минуту стихает ветер.
     Мы стояли. Индевели бороды.
     Бежим по  тундре.   Ветер!  Как  раз  то,  что   надо,   чтобы хотелось бежать. "Тундури!",   как   называет ее Вустман     в своей  ласковой  книге "Марбу". В лесочке из кустиков на каждом прутике сидит по белой куропатке, а под кустами, на снегу, подняв острые морды кверху, сторожат их песцы.
     Мы бежим к  горам. Что  нас там ждет?   Только хорошее! Все  горы наши: пологие снежные перевалы по два,  по три за  день, длинные спуски на  лыжах,
скорость, плавно наклоненные  лыжные поля.  Или крутизна,  стены из  снега и черного камня и синие пятна натечного льда.  Целый день  на скалах: лыжи под клапаном рюкзака,   кошки на ногах, аккуратная  работа  с крючьями, с тонкой веревкой. Все  на пределе, сэкономлен каждый грамм.  И надежность: ни минуты спешки, ни секунды риска.
     Десять дней    свободы  среди белых гор   и   белой земли.  Всюду снег, пригодный для ночлега, и сухая палатка в рюкзаке.
     - Стой, Начальник!
     - Чего тебе?
     - Дай сюда карту.
     - На.
     - Смотри, вот  то ущелье и гребень налево,  здесь есть выход, он не так крут. Смотри, как красиво его  можно пройти.  Вместо той  дыры, в которую мы ползем.
     - Хочешь так? Давай. Правда, красиво! Ну, иди вперед.
     И теперь я бегу впереди.
     Жарко, расстегнулся. Ветер леденит голую грудь.
     - Эй, простудишься!
     - Никогда!!!

      Запомнился тихий   вечер под перевалом.  Вылезать   на седловину мы не стали  - там  свирепствовал   ветер.  Склон был припорошен   легким  как пух
сегодняшним   снегом.  Я  катался с  горы,   залезая каждый  раз  высоко над палаткой.  Вот  она стоит,   маленькая внизу, и    около нее три  фигурки. Я спускаюсь к ним, применяя старый  добрый поворот "телемарк", придуманный для старых лыж. Одну ногу далеко  выдвигаешь вперед и   стоишь на ней, а  другая лыжа, слегка  развернутая, как  руль, плывет в  снегу,  рисует плавные дуги: налево  -  правая нога впереди,  направо  -  левая нога  впереди...   Ноги в мягкой, теплой   обуви, и  снег  струями  обтекает их и   веером взлетает за спиной. И никаких  сверхскользких современных пластмасс, окованных  металлом футляров-ботинок, перевитых   пружинами  автоматических креплений,  - только старый, незаслуженно забытый поворот "телемарк".
     Холодный   вечер. Ребята спят,  а  у  меня  забота:  придуманные мною в нарушение традиции  бахилы "нового образца" оказались  негодными - ботинки в
них отсыревают все сильнее день ото дня. И теперь, наполовину высунувшись из мешка, я ножом выковыриваю  иней, который въелся  в брезент  бахил и  в кожу ботинка.  Работа долгая, хорошо  бы  за час   управиться.  Уже второй  вечер подряд я занимаюсь этим делом, отрывая часы  от сна. И завтра, и послезавтра мне предстоит все то же. Холодно, плечи и руки мерзнут, как будто становятся пустыми изнутри. И тоска... Наконец, забравшись в мешок,  я заснул, так и не успев согреться.

     Следующий день  покрыл все невзгоды.  Мы спустились  с перевала в новую долину, как по горнолыжной  трассе.   Вся долина была затоплена сверкающим льдом.
     Ветер дует  в спину.  Сильный ветер!  Он  несет, толкает по  льду. Лыжи скользят,   разгоняются,  стучат,   как  колеса вагонетки.     Я  расстегнул
штормовку, она надулась.   Лыжи у меня  со стальными  кантами, а  на  палках вместо обычных  штыков острые  саблевидные ножи  из каленой стали,  загнутые назад. Мне удобно катить по льду.
     - Начальник, я поеду вперед. Ну что со мной сделается!
     - Валяй!
     Вся долина - зеркальная наледь. Крепкий ветер, твердый лед. Иногда меня тащит юзом. Кантами лыж и остриями палок выправляю ход и рулю.
     Вот и опять  это мгновение! Я  свободен! Свобода - это когда чувствуешь свою силу! Когда стремишься вперед, не думая о возвращении!
     Но далеким должен быть путь, чтобы найти в нем мгновения свободы...
     Вечером  мы    втроем,  не  сговариваясь, потребовали от Начальника полуторной порции еды.
     - Это еще почему? - возмутился он.
     - Праздник.
     Было Первое Мая.
     - Ну и что? А рацион...
     Но мы не так просты, чтобы упустить свое.

     Следующий день был отвратителен:  встречный ветер со снегом, каменистый спуск с  перевала,  унылая длинная долина. Сашка  сломал  лыжу,  и мы ужасно замерзли, ремонтируя  ее. Ботинки мои окончательно   отсырели. Накануне я не чистил их от инея, ради праздника завалившись спать.   Теперь ноги мерзли не переставая. Холод гложет их, жует, ковыряет, но надо еще стараться сохранить это отвратительное  ощущение,  потому что если оно   пропадет, то у меня  не будет ног. На  каждой остановке я,  стоя на  одной ноге, опираясь  на лыжную палку, другой   ногой    размахивал, центробежной силой  нагнетая    кровь в ступню. (Очень эффективный метод. Многие до  него доходили своим умом, но он известен еще из книги  Евгения Абалакова "На высочайших
вершинах Советского Союза". Хороший  метод, но попробуйте его применять  вместо отдыха в течение всего десятичасового ходового дня...
     Мы уже   шли  обратно  к  Хальмеру.  Мы    сделали все,   чтобы  пройти максимальный вариант маршрута. Но из десяти походных дней четыре провели под пургой, и компенсировать их не удалось: не могли же мы каждый день проходить по пятьдесят километров?
     Но в  тот мрачный день  мы свои пятьдесят прошли.   К концу  дня, когда подумывали уже о ночлеге,  увидели километрах в двух  впереди дым, а потом и
домик.
     Это были геологи. Они владели хорошим уютным санным домиком с печкой, с запасом угля.    Домик был прицеплен   к  гусеничному вездеходу,  но сегодня вечером они никуда не ехали, а собирались мирно переночевать на месте.
     До   Хальмера оставалось километров    восемьдесят, мы  приблизились со стороны гор, и геологи недоумевали, откуда мы взялись.
     - Заходите, грейтесь, - сразу пригласили они.
     - Спасибо, - ответил Начальник, - мы не замерзли.
     - Куда идете?
     - В Хальмер.
     - Правильно идете.
     - Знаем, - с достоинством ответил Начальник.
     - У  нас тесновато,  но поместимся,  двое  нар есть свободных, широкие, печка натоплена, чай уже готов...
     - Спасибо, -  сказал Начальник,  - сегодня  еще  пройти надо,  продукты поджимают.
     - Продуктов дадим.
     - Может, согласимся, - вмешался я.
     - Да нет, парни, - обратился ко мне Начальник во множественном числе, - чего уж там, до Хальмера  день пути, ну два от  силы, вышли на тренировочку,
чего уж свои планы менять.
     - Конечно, -  тоскливо подтянул ему  Малыш, хотя душою  и телом был  со мной.
     Директор хранил философский нейтралитет.  Он тоже был не прочь остаться в тепле, но гораздо больше его занимало  происходящее как эпизод той игры, в которую мы добровольно ввязались:   чем это кончится?  Казалось,  он потирал руки.
     Всколыхнулась во мне обида. Черт побери,  я бы высушил за ночь ботинки, и кончились бы мои беды.
     - Пошли,  -  сказал  я  и  пошлепал   вперед  со  всей  доступной   мне скоростью.   Я   чесал  вперед что   есть  силы   и   здорово  оторвался  от
остальных. Сзади витал  приглушенный расстоянием  крик Начальника: "Сто-о-й, при-ва-ал..."
     Они остановились,  не дойдя до меня,  но к ним назад  я не пошел. Тогда они снова надели рюкзаки и пошли ко мне сами.
     Что может быть  тяжелее чувства обиды?  Сразу во всем мире не  остается ничего, кроме липкого холода...
     Потом я подумал, что там, далеко, в тепле, меня ждут другие люди. Потом я посмотрел на тундру вокруг и вздохнул; воздух был чистый  и яркий. Потом я
посмотрел на троих маленьких черных человечков - они двигались и были заняты этим.  Потом я   увидел себя,  тоже  маленького,  согнувшегося, сидящего  на рюкзаке в стороне, и почти рассмеялся, но злость не прошла.
     - Саня, полезай в палатку, -  сказал Начальник, - стену сегодня ставить не будем, разводи примусы.
     Я  возился с   примусами,    а ребята  снаружи   заканчивали  установку палатки. Вдруг ее тряхнуло ветром, дальше - больше. Ветер возродился. Ребята
начали строить стену. И что-то не ладилось у них.
     - Саня, -  позвал Начальник, -  кирпичи не получаются, может, вылезешь, сделаешь?
     - Сделаю, после примусов.
     Обычно снежные  кирпичи  для стены поддевают лопатой.   Но я никогда не брал  с собой лопаты,   подбивал  обпиленный с   боков  кирпич ногой, и   он
откалывался сам  ровно по  слою.  В  этот поход я  уговорил  ребят  не брать лопаты, сэкономить в весе.  В общем, я  научил их обходиться без лопаты,  но
бывает, попадается трудный снег.
     Примусы не  загорались. А  снаружи  мчался холодный ветер, и  не слышно было голосов.
     Когда    я  вылез,  ребята  стояли  молча.    Я стал  вырезать кирпичи, приноровился  к  снегу. Ребята строили  стену.  Они  очень  замерзли. Погода склонялась к пурге. Темнело.
     В палатке я не стал вычищать из ботинок иней: это было выше моих сил. Я уже не думал о завтрашнем дне. Я думал только о  том, чтобы согреться. И еще
мне  хотелось  согреться раньше, чем  усну,   чтобы наяву поблаженствовать в тепле. И, кажется, мне это так и не удалось.
     Когда вечером снимаешь ботинки,   они быстро твердеют; их нужно  широко раскрыть, чтобы утром можно было надеть и разогреть теплом ног. С замерзшими ботинками надо обращаться осторожно, а то их легко сломать. Запихнуть четыре огромных  холодных ботинка в  спальный мешок?  Ну нет,   мы  и так  с Сашкой непрерывно  воевали  ночи  напролет, и    нам в  мешке    не хватало  только ботинок. Володям  тоже  было тесно, и  они  свои ботинки  также оставляли на холоду.  По утрам смешно видеть  разинутые рты ботинок, парочками стоящих по углам. В это утро, не увидев своих ботинок, я понял,  что они провели ночь в спальном мешке у Володей.
     Я приготовил еду и закричал: "Просыпайтесь жрать!"
     Ребята трудно просыпались. У всех был грустный вид. Сашка еще ничего, а у   Володей  опухли лица, особенно  у   Директора, -   что-то  в организме у
"стариков" не справляется.
     В  это  утро  у    меня были мягкие    и   теплые ботинки,  было  легко обуваться.  Это пришлось кстати,    потому  что  пальцы   на руках   у  меня
потрескались и кровоточили. Вот, недоглядели: аптеку взяли мощную, а никаких вазелинов и кремов нет. Когда женщины в группе, всегда косметика найдется.
     Второй день пурга собирается. Если бы не  было до Хальмера меньше сотни километров чистой тундры, не снимали бы мы в  то утро лагеря. Еды оставалось точно на два  дня. Да и  не  могли мы  ошибиться  с едой, потому  что рацион каждого дня был полностью упакован в отдельном  мешочке, помечен датой. Если пролежать  сейчас  под пургой день,   то   уйдет на  него половина  дневного рациона, если два -  три четверти, если три   дня - целый дневной  рацион, а потом уже придется спать и спать и ничего не есть.  А потом на два приличных дневных   перехода останется один  рацион еды.    Это ничего. Но  как  же не хотелось застревать!
     Вышли.   Руки  мерзнут, не держат    палки. Рукавицы влажноваты,  и мех вытерся, а запасные собачьи рукавицы до сих пор лежат нетронутые, сухонькие,
в полиэтилен заклеены; так их, наверное, и принесут в Хальмер; запас рукавиц важнее запаса еды.
     Через полчаса стало веселее: на ходу быстро легчает.  Вот если бы можно было так все время идти и идти... Больше всего изнуряют ночлеги!

     Видимости никакой: дай бог за сотню метров  различить человека, и то не всегда. Непонятно, вышли мы из гор или еще тащимся между ними. Начальник сам идет впереди, задает темп,  Сашка следует покорно  за ним по  пятам, а мы  с Директором, поотстав, кричим, глядя на компас: "Лево... право".
     Я шел и думал, что, пожалуй, поступаем мы неправильно: точно по азимуту на Хальмер  двигаться нельзя, потому что можем  промазать; надо взять левее,
южнее, тогда наверняка упремся в линию железной  дороги. А промажем, так еще полтыщи километров, и на берег океана выйдем...
     Потом я забыл о заботах и часов пять был  в состоянии, вполне приятном, только автоматически смотрел  на компас и кричал:  "Лево... право", думая  о
своем.
     Начальник  остановился - на сегодня хватит.    Мне жалко стало: идти бы так,     а  теперь  с     палаткой  возись.   Снег  попался  плохой,   корка десятисантиметровой толщины, а под ней сыпучий  порошок. Я выпилил для смеха плиту  метр  на метр,  говорю: "Начальник, посмотри,  какой  я тебе кирпичик изготовил". - "А что, - говорит, - давай из таких плит построим".
     И построили мы  с ним  стену  всего из семи   плит;  получилась -  хоть фотографируй. Сашка с Директором были уже в палатке и  звали ужинать. А мы с
Начальником все любовались своей работой.
     - Слушай, Начальник, а ведь мы таким макаром мимо Хальмера промажем.
     - Я и сам думал,  - сознался он, - да  не хотел азимут менять,  боялся, заблажите.
     - Ну, маленькие мы, что ли?
     - Идите есть, строители... такие-то, - подал голос Директор.
     - Вот опять он ругается, - сказал Начальник.
     - Сейчас, потерпи!  - крикнул  я  Директору.   -  А знаешь,  Начальник, хорошо, что мы не переночевали у геологов, было бы уже все не то.
     - Да ведь известное дело...  И что с тобой тогда  случилось, я и в толк не мог взять. Правда, ботинки твои в безобразном виде.
     - Знаешь, Начальник, Сашка по ночам кричит, плачет.
     - Сашка - молодец!
     - Он   за тобой, Начальник, тянется   и поддакивает тебе  от "истинного уважения".
     - Ладно уж, молчи. Как думаешь, повернуть нам завтра к югу?
     - Прямой смысл, тогда в пургу не промажем.
     - Да, надо было еще сегодня утром повернуть.

       И все-таки на следующий день мы мимо Хальмера почти проскочили. Когда отмахали  километров сорок, небо  вдруг приподнялось, снежная пелена ушла, и далеко к югу увидели черный треугольничек террикона шахты. Едва показался он - и тут же стал расплываться. Но десяти секунд хватило, чтобы без команды мы разбежались вдоль направления к террикону и закрепили  линию, воткнув в снег лыжные палки. Затем снова посыпался снег и все утопил.
     - Хорошо сработали! - сказал Начальник. Мы и сами были горды.
     Тут же по воткнутым лыжным палкам точно засекли направление. В тот день мы могли бы дойти  до Хальмера, но решили еще  разок тихо-мирно заночевать в палатке: лучше, чем ночь на станции мыкаться.

     Утром  началась весна. Солнце    раздело    нас до  рубашек,     рукава закатали. Начальник и Сашка  стали умываться снегом -  и черный же  при этом
был снег!
     А потом часа два  зловредный террикон никак  не приближался. Сначала мы не спешили, но затем все ускоряли, ускоряли ход  и загадывали, через сколько времени придем. И ошиблись, станционные домики  вдруг поднялись из сугробов, и на крыльце мы увидели странно одетого по сравнению с нами человека.
     Влетев на станцию, мы наехали лыжами на рельсы точно там, где пересекли их  десять суток назад.  И тут же Директор  заявил,  что за последние десять
дней сильно проголодался и требует кормления - чем угодно, за любую цену, но немедленно.
     - Молчи,    управленческий  аппарат, -  оборвал  его  Начальник  и сталторжественно пожимать нам руки.

     И вот, уже с билетами на "Полярную Стрелу", мы бежим не по тундре, а по городу  Воркуте. На мостовой  замерзают дневные лужи. Солнце опустилось ниже домов  и  терриконов. Город  стынет  в  морозной  тени.  Ботинки одеревенело стучат. В последний раз, но со всей жестокостью мерзнут ноги.
     Бежим, бежим, спешим, боимся опоздать в городскую баню.